Внимание!
Наконец-то поздравляем вас с завершением и объявляем результаты нашего феста


Деаноны можно выкладывать в любое удобное для команд время, но работы в дневники можно уносить и до официального раскрытия авторства.
Финальные итоги голосования такие:
Команда Пикник/Сникерс - 16
Команда Марс/Рафаэлло - 14
Команда Лайон/Скиттлз - 14
Команда Марс/Натс - 12
Команда Марс/Пикник - 10
Команда Ронднуар/Марс - 10
Команда Роше/Рафаэлло - 8
Поздравляем команду пиксников с победой и команды МРФ, лайонскитов и марсонатсов со вторыми и третьим местами соответственно

Традиционно - статистика! Всего за время феста было создано:
- 24 визуальные работы (в т.ч арты, коллажи, разнообразный хэндмейд и переписки);
- 23 текста (в т.ч. драбблы, мини и миди).
Еще раз огромное спасибо всем! Будем надеяться, что нам удастся встретиться еще раз

@темы: Организационное
Уважаемые читатели!
Голосования проводятся системой троек, то есть, по такому принципу:
1. Команда А
2. Команда Б
3. Команда В
Первая из указанных команд получает три балла, вторая - два, третья - один.
Голосование ведется за команды, а не за отдельные работы, и длится до 7-го октября. К этому времени вы публикуете в соответствующей записи комментарий с голосом, оформленным по образцу, поданного выше. Голосование за свои команды допустимо. Неверно оформленные голоса; голоса от известных анонимных логинов; анонимов; сообществ; логинов с пустым или закрытым дневником не принимаются. Если у вас закрыт дневник, но вы хотите проголосовать - напишите на умейл сообщества, и, открыв на несколько минут доступ организатору, сможете участвовать в голосовании. В случае явной накрутки голосующие юзеры будут проверяться жестче, поэтому голосования от виртуалов недопустимо.
Список команд:
Команда Роше/Рафаэлло
Команда Марс/Пикник
Команда Лайон/Скиттлз
Команда Марс/Натс
Команда Пикник/Сникерс
Команда Ронднуар/Марс
Команда Марс/Рафаэлло
@темы: Голосование
Поздравляем вас с окончанием основной части нашего феста

Внеконкурс можно выкладыватьь в любой удобной форме и в любое удобное для команды время, он не ограничен в объеме и формах работ.
Время выкладки внеконкурса - 25-30 сентября. В любой из этих дней любая команда может выложить пост/ы с невошедшими в основную выкладку работами. Для внеконкурса действуют те же правила анонимности, что и для основной выкладки.
Голосования продлятся с 1-го до 7-го октября. За это время вы публикуете в соответствующей записи комментарий с голосом, где перечислены три команды, за которые вы хотите отдать голос, по образцу в правилах. Голосование за свои команды допустимо. Голоса от известных анонимных логинов; анонимов; сообществ; логинов с пустым или закрытым дневников не принимаются.
Деаноны можно выкладывать с 8-го октября. Они должны включать раскрытие авторства всех работ и все, что команда сочет нужным добавить.
Турнирная таблица будет выложена, как и деаноны, после завершения голосования.
@темы: Организационное


Любовь зла
Автор: MRF ATT
Форма: рисованная гиф-анимация
Пейринг/Персонажи: Рафаэлло, Марс
Категория: преслэш
Жанр: флафф
Рейтинг: G


Мы сделали это
Автор: MRF ATT
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Марс, Рафаэлло
Категория: джен
Жанр: пост-экшн
Рейтинг: PG


Слишком
Автор: MRF ATT
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Марс/Рафаэлло
Категория: слеш
Жанр: тленная и дождливая романтика
Рейтинг: PG-13


Мурфежи is love
Автор: MRF ATT
Фотограф: MRF ATT
Эдитор: MRF ATT
Форма: хэндмейд
Пейринг/Персонажи: Марс/Рафаэлло
Жанр: романтика
Рейтинг: G
Примечание: ежи!АУ



Странный
Автор: MRF ATT
Бета: MRF ATT
Размер: мини, 1516 слов
Пейринг/Персонажи: Марс|Рафаэлло
Категория: джен
Жанр: экшн
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Марс часто встречал странных людей. Но этот был самым необычным.
Примечание/Предупреждения: Охотники!АУ

Марс сидел в самом углу, натянув капюшон плаща на самые глаза. Он не любил привлекать к себе излишнего внимания, к тому же, будучи незаметным, было легче выслушивать сплетни. Правда, большая часть из них была неинтересной, но из потока людских откровений зачастую можно было выудить что-то важное.
Однако сегодня можно расслабиться. Марс буквально этой ночью прикончил последнюю ведьму, проспал всё утро, а к вечеру спустился перехватить чего-нибудь. Звонкие золотые монеты — плата от шерифа городка за зачистку окрестных лесов — приятно оттягивали карман. Жареные ребрышки были сочными и буквально истекали соком и жиром, сидр отдавал терпкой кислинкой, а мягкий хлеб источал вкусный парок.
Жизнь хороша.
Марс сделал глоток из кружки и окинул зал ленивым взглядом. Его внимание привлек неизвестный тип, устраивающийся на небольшом возвышении в углу таверны. Туда обычно усаживались всякие странствующие певцы и прочие скоморохи, развлекавшие народ за ужин и ночлег.
Люди тоже его заметили. Гул голосов усилился, а когда этот скинул капюшон, кое-кто даже присвистнул.
Марс только хмыкнул в кружку. Молодой парень выглядел действительно необычно — бледная, почти белая кожа, очень светлые волосы, глаза в неверном свете коптящих свечей отливали краснотой. Странная внешность. Марс мог бы принять его за какого-нибудь колдуна, если бы встретил в лесу один на один. Он еще таких не встречал, несмотря на богатый опыт охоты за всякой швалью.
Парень устроился на кривоногом стуле и вытащил из чехла довольно старую потертую скрипку. Он мягко положил ее на плечо и прикрыл глаза, положив смычок на струны. Марс фыркнул в свою кружку. Он видел немало странствующих певцов, но чтоб те так обнимались с инструментом…
Парень медленно задвигал рукой со смычком. Голоса людей стихли почти мгновенно — и было от чего. Скрипка отозвалась медленной тягучей мелодией. Марс скривился — сейчас этот опять заведет какую-нибудь унылую балладу. И конечно же, о любви, причем о несчастливой. Хоть бы раз кто сыграл что-нибудь веселое…
Однако парень молчал, продолжая тихо наигрывать на скрипке. Он закрыл глаза, на его лице застыло умиротворение. А мелодия все лилась и лилась — и Марс, как ни старался, не мог назвать ее заунывной.
Скрипка издала последний звук и затихла. Юноша открыл глаза и растерянно моргнул, как будто только что выплыл из собственных мыслей. Люди смотрели на него, разинув рты — в общем, как обычно, когда слушали кого-то, кто умеет обращаться с инструментом. Уж в этом парню отказать было нельзя, хоть и играл он скучную нудятину.
Однако через пару мгновений он, пару раз глотнув из поднесенной ему кружки, приложил смычок к струнам, и скрипка отозвалась какой-то веселенькой музыкой. Парень запел развеселую песенку, и люди загалдели, перекрывая его голос своими выкриками.
Марс сморщился. В кои-то веки попался нормальный певец, у которого руки растут из нужного места, и голос на месте… а приходится выслушивать пьяные выкрики. И так башка уже трещала.
Пора было сворачиваться и выступать. Марс кинул на стол пару монет и, закинув на плечо мешок, двинулся к выходу. Вещи у него были уже собраны, так что, выйдя из таверны, он свернул за угол и зашагал по дороге к лесу.
Когда солнце коснулось первым лучом линии горизонта, Марс посчитал, что можно начать искать место для ночлега. Он свернул с торной дороги и пошел напрямик через кустарник. Вскоре ему попалась довольно просторная полянка, мимо которой протекал какой-то мелкий ручей. Отличное место для ночевки.
Марс скинул с плеча сумку и прислушался. Вокруг шумели деревья, но ветер был несильный, грозы можно не бояться. Да и крики птиц не давали усомниться, что ночь будет спокойной.
Следовало собрать дров для костра. Марс пошел к краю полянки — там с деревьев, должно быть, нападал какой-нибудь бурелом. Но как только он нагнулся за первой веткой, до его слуха донеслись чьи-то голоса — и довольно близко.
Только гостей еще не хватало. Марс сплюнул и аккуратно прополз под низким кустарником так, чтобы понаблюдать. Может, эти пройдут мимо.
Отодвинув ветку, он вгляделся в быстро наползающую темноту. Совсем недалеко от выбранной им полянки стояли трое здоровенных мужиков в одежде без знаков. Значит, либо наемники, либо бандиты, коих тут в лесах немерено. А вот перед ними…
Марс вздернул бровь, увидев того самого парня из таверны. Его светлые волосы почти светились в сумерках, так что не заметить его было трудно. Интересно, как это он так быстро оказался тут?
Один из мужчин шагнул вперед, грубо хватая парня за локоть. Юноша нахмурился, положив руку на ухватившую его конечность. Он, видимо, пытался уговорить этих людей его не трогать. Марс только головой качнул. Нашелся вежливый. Сразу надо таким давать по…
Мужчина вдруг заорал, сгибаясь пополам. Марс, раздумывавший было, вмешаться или молча уйти, даже не успел проследить за движением парня. Второй мужик, кинувшийся на подмогу, отлетел к дереву и сполз по стволу, пачкая его кровью из пробитого затылка. Третий же выставил меч перед собой, но отошел. Парень проводил его хмурым взглядом, не спуская с мушки арбалета — небольшого, но весьма угрожающего на вид.
Марс присвистнул. Ничего себе пацан… Хотя чего удивляться-то — мало ли что могло приключиться в дороге. Хорошо если просто грабители, а то ведь и на другое любители находились.
— Я знаю, что вы наблюдаете за мной, — юноша вдруг опустил арбалет и повернулся, глядя прямо на Марса. — Кто вы?
Прятаться не было смысла. К тому же, Марс этим странным парнем заинтересовался. Так что он выпрямился и вышел из кустов.
— Неплохая работа, — он кивнул на труп, валяющийся около дерева. — И часто такое?
— Не очень, — юноша повесил арбалет на плечо и вздохнул. — Я не люблю причинять вред и убивать. Но иногда приходится.
— Ну да, — Марс подошел поближе. Как он и думал, мужику уже ничем не поможешь — ну разве только оттащить его подальше, чтобы не вонял тут на дороге. — Марс.
— Меня зовут Рафаэлло, — юноша неожиданно широко улыбнулся, и его лицо совершенно преобразилось. — Я рад нашему знакомству, господин Марс.
— Господина себе оставь, — Марс взял мужика за руки и потащил на другую сторону дороги. Там очень удачно оказалась яма, куда скатился незадачливый бандит. — Пошли.
Рафаэлло стушевался, но проследовал за ним на полянку.
— Располагайся, — Марс махнул рукой на примятую траву. Рафаэлло опустил свою котомку рядом с его сумкой.
— Я буду рад разделить с вами свой ужин и ночлег, — он немного застенчиво улыбнулся. Поневоле захотелось ответить ему тем же, однако Марс только кивнул и отошел в сторону. Следовало развести костер, пока еще можно было хоть что-то различить в надвигающейся мгле.
Как оказалось, Рафаэлло неплохо готовил. У него с собой оказалось вяленое мясо и какие-то сушеные грибы, а на поляне он надергал каких-то трав и кореньев. Похлебка получилась очень вкусной, да и отвар из трав тоже. Марс, конечно, украдкой кинул и туда, и туда по листику бессмертника — на яд проверить. Все было чисто, так что он сполна насладился горячим ужином.
Рафаэлло зарделся от краткой благодарности.
— Мне нечасто удается ночевать в компании, — он отставил свою кружку и тоскливо посмотрел в темноту. — А вам?
— Не люблю шум, — Марс отхлебнул из кружки. — Предпочитаю работать в одиночку.
Рафаэлло улыбнулся было, но потом приуныл. Он подтянул колени к груди и, обняв руками, уткнулся в них подбородком. Отблески костра расцвечивали его глаза ярким красным цветом.
— Наверное, нам надо было похоронить этого несчастного, — спустя пару минут вздохнул Рафаэлло. — Он не заслужил такого отношения.
Марс едва удержался, чтобы глаза не закатить.
— Чего его хоронить, — отозвался он. — Сам нарвался.
— Все равно не стоило бросать его так, — Рафаэлло совсем увял.
— И что, ты хоронил всех, кого убивал? — со смешком спросил Марс. Он таких жалостливых еще не видел.
— Ну да, — Рафаэлло слабо улыбнулся. — Я ведь совсем нечасто отнимаю жизнь. И считаю, что должен позаботиться о человеке после его смерти. Даже если он не заслужил этого своими свершениями при жизни.
Марс покачал головой. Да уж, этот парень — выдающийся во всех отношениях. Откуда он только такой свалился на его голову? Ему бы в монастыре сидеть, псалмы учить и в хоре петь. А не разгуливать по лесу и прощать всякую человеческую мерзость.
Марс растянулся на запасном плаще, пихнув под голову сумку. Он повернул ее так, чтобы можно было дотянуться до кинжала, положил рядом меч и закрыл глаза.
В полусне ему послышался тихий нежный напев. Марс поплотнее смежил веки — приснится же всякая ерунда.
Судя по тому, как солнце светило в глаза, утро было далеко не раннее. Марс заворочался, пытаясь было уйти от света, а потом открыл глаза и резко сел, осматриваясь.
Полянка была пуста. Странный парень по имени Рафаэлло исчез, будто его тут и не было. Даже трава на том месте, где он стелил себе вечером, была не примята, словно Марс один ночевал здесь. Единственное, что говорило о том, что этот Рафаэлло не приснился — наполненная чем-то горячим кружка и котелок, от которого тоже поднимался пар.
Марс пожал плечами и придвинул завтрак к себе. Как и в прошлый раз, он проверил его на яд, но все оказалось чисто. А кроме того, еще и вкусно, и сытно.
Вымыв котелок в ручье, Марс сложив посуду в мешок и принялся сворачиваться. Он обычно не раздумывал много о случайных попутчиках, с которыми его сводили бесчисленные дороги. Но этот парень… он был слишком странным.
Закинув сумку за плечо, Марс привычно проверил снаряжение и оружие и вышел на дорогу. Непонятный парень по имени Рафаэлло растворился, будто его и не было. Ни следов в пыли на дороге, ничего.
Марс сплюнул и пошел по дороге. К странным попутчикам он привык. Может быть, судьба сведет их еще раз.
Его рана
Автор: командный логин
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: драббл, 970 слов
Пейринг/Персонажи: Рафаэлло/Марс
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: Рафаэлло ухаживает за Марсом после ранения.
Примечание/Предупреждения: мафияАУ

— Да, выглядит намного лучше, — вынес он вердикт, и Марс облегченно вздохнул. — Но это не означает, что ты можешь вернуться к работе.
— Сколько ты ещё будешь меня мучить? — взмолился Марс. Перспектива валяться в кровати пугала не так сильно, как два дня без сигарет.
Рафаэлло сделал вид, что не расслышал: одетый в полосатую пижаму, он как раз удобно устроился на Марсе верхом, чтобы наложить чистую повязку. Марс снова обреченно вздохнул, положив левую руку на ягодицу Рафаэлло. Сделай он это при каких-нибудь других обстоятельствах — получил бы нехилого пинка, но сейчас у него было железное оправдание: он ранен, и ему может быть больно.
Рафаэлло очень ревностно относился к синякам и царапинам Марса. Если их ставил он, то потом даже не обращал внимания, будто так и должно быть, а вот если другие — чуть ли не дул на раны, нежно поглаживал при любом случае и вообще делал всё, чтобы они скорее исчезли. Как и те, кто их оставил.
Рафаэлло чуть наклонился вперёд, позволяя Марсу любоваться открытым плечом, с которого соскользнула растянутая пижама. Провокация.
— Зачем ты одеваешь это безобразие? — пробубнил он, прильнув губами к белоснежной коже.
— Чтобы не казаться легкодоступным, — усмехнулся Рафаэлло и двинул бёдрами, явно ощутив чужой стояк.
— Ты думаешь, эта тряпка может меня удержать?
— Мне просто нравится, когда ты срываешь с меня одежду, — признался Рафаэлло, оттянув голову Марса за волосы. — Костюм я не дам, а это рви сколько хочешь.
— У меня теперь есть твоё официальное разрешение, так что потом не рычи злобно, когда эта хрень затрещит по швам.
На губах Рафаэлло заплясала похотливая улыбка, которую Марс так любил: она преображала его всегда серьёзное лицо, и становилось просто невозможно удержаться от поцелуя.
Марс и на этот раз не стал отказывать себе в удовольствии. В конце концов, неизвестно, сколько впереди еще осталось таких спокойных моментов…
Рафаэлло отвечал, его тело подрагивало от возбуждения.
— Вот бы каждое утро было таким, — выдохнул Марс ему в губы. — Хочу тебя.
Благодаря двум дням вынужденного воздержания внутри всё будто горело. Рафаэлло чуть отодвинулся, поглаживая член Марса через ткань.
— Определённо, тебе нужна помощь, — коварно усмехнулся он, сдвигая резинку трусов. — Только никаких резких движений.
— Да какие к черту резкие движения в моём положении?
Ответ Марсу стал неважен, как только Рафаэлло взял его член в рот: офигенно глубокий минет, сразу и до самого основания, мокро и жадно. Язык влажно скользил вдоль ствола, обводил чувствительную головку, уздечку и снова опускался к яйцам.
Марсу вообще немного нужно было: всего пара таких умелых движений — и он мог бы кончить, как подросток.
— Я тоже тебя хочу, Марс.
Губы Рафаэлло чуть припухли, и он вытер рот, стягивая с себя эти дурацкие пижамные штаны вместе с бельём. У Рафаэлло был идеальный член: и длиной, и толщиной, и даже цветом, — и Марс очень любил ласкать его своим ртом, но сейчас хотелось совсем не этого. Избавившись от своих трусов, он раздвинул ноги.
— Я думал, ты… — Рафаэлло чуть смутился.
— Как видишь, я немного не в форме, чтобы обслужить тебя по полной, но я все равно до зуда в яйцах тебя хочу.
Дыхание Рафаэлло участилось, и Марс увидел, как у него заалели щёки. Неужели вид его волосатой задницы так возбуждает?
Судя по эрекции Рафаэлло, ответ был очевиден.
Марс криво усмехнулся, когда холодная смазка оказалась на его коже: иногда Рафаэлло бывал чересчур нежным. Марс уверенно прильнул к нему, целуя в губы.
— От твоей «родительской» заботы иногда сводит зубы, — он несильно укусил Рафаэлло за нижнюю губу. — Может, мне звать тебя папочкой?
— Как хочешь.
Рафаэлло навалился на него, надавил головкой члена на вход. Марс болезненно зашипел, хотя это была безумно приятная боль.
— Ты такой узкий… — шепнул Рафаэлло.
Марс решил оставить эту хрень без комментария: наверняка Рафаэлло хотел сделать комплимент. Ощущения постепенно стали почти невыносимыми. Растянутую кожу жгло, смазка собиралась валиками по краям и пошло хлюпала при каждом толчке. Марс глубоко дышал, до синяков сжимая бока Рафаэлло. Боли как не бывало. Кроме странного нарастающего наслаждения, Марс ничего не чувствовал. Если бы все обезболивающие были именно такими…
Рафаэлло вдруг застыл.
— У тебя кровь…
— Забей.
Марсу действительно было плевать: он был так близок к оргазму, что поджимались пальцы на ногах.
— Быстрее уже…
Лицо Рафаэлло чуть исказилось, испарина покрыла лоб, и непослушные кудри прилипли к щекам. Он не отрывал взгляда от Марса, и тот понимал, что закрывать глаза просто нельзя.
Его как током прошило от позвоночника до подкорки, казалось, что весь мир превратился в одну маленькую точку, а голову заполнил какой-то монотонный гул.
Рафаэлло содрогнулся, кончая, но постарался удержать себя на весу, чтобы не упасть на грудь раненого. Марс резко прижал Рафаэлло к своей мокрой от пота коже, чувствуя, как судорожно тот дышит.
— Я тебя обожаю, — то ли стон, то ли бредовый шепот. — Ты потрясающий и только мой.
Марс довольно улыбнулся: нужно подставляться чаще, чтобы слышать такие признания. Впрочем, стоило пошевелиться, чтобы понять, что с подобными мыслями он слегка погорячился.
— Ох, чёрт, твоя рана!
Рафаэлло вмиг подскочил и начал суетиться. Вскоре Марс был вымыт, перебинтован и даже накормлен совершенно безвкусной кашей.
— Как думаешь, я заслужил? — поинтересовался он, поглаживая волосы Рафаэлло, устроившегося под боком.
— Что?
Рафаэлло поднял голову, непонимающе уставившись на него. Марс изобразил, как держит сигарету.
— И не мечтай, — заверил Рафаэлло и поднялся. — Я запрещаю курить в нашем доме.
— У нас нет дома. Этот тоже не наш, — буркнул Марс.
Рафаэлло не спеша оделся, пристегнул к ремню кобуру и сунул несколько ножей в потайные карманы.
— Когда-нибудь будет, — улыбнулся он.
Марс только фыркнул. Дом? Хотя почему бы и нет — где-нибудь на островах, где будут только они вдвоём…
— Не скучай, я вернусь после полуночи, — пообещал Рафаэлло, закидывая увесистую спортивную сумку на плечо. Интересно, что он там взял. Базуку?
— Только вернись.
Рафаэлло ненадолго задержал взгляд на нем и тепло улыбнулся.
Марс прекрасно знал, куда тот направляется. Все виновники его ран должны быть стерты с лица земли.
Под откос
Автор: MRF ATT
Бета: MRF ATT
Размер: мини, 1 тыс. слов
Пейринг/Персонажи: Марс|Рафаэлло
Категория: подразумевается слеш
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: от любой попытки что-то вспомнить Рафаэлло тошнит, как от несвежей еды.
Примечание/Предупреждения: нет.

Рафаэлло согнулся пополам, едва ли видя, что перед ним. Его рвало минуту или две, пока все содержимое желудка и желчь не вышли наружу. Кажется, он все-таки съел что-то на завтрак, но это все равно уже не имело значения.
Он выпрямился и пошатнулся. Голова все еще кружилась, как после карусели, и он ухватился за что-то, что находилось справа от него. Это была гладкая дверца машины, и он расслабился, прислонился к ней. Зрение понемногу возвращалось: такими же смутными силуэтами, но он хотя бы мог рассмотреть темнеющую полоску леса слева, трассу впереди и человеческую фигуру рядом.
Фигура молчала, и Рафаэлло прокашлялся, утирая рот тыльной стороной ладони.
— Я… — он попробовал начать. Голос не подчинялся ему, как после долгой простуды. — Я…
На этом все его красноречие исчерпалось. В голову не приходило ни одной внятной идеи о том, что можно сказать.
— Ну что? — наконец осведомился человек рядом с ним.
Голос был мужской, низкий и хрипловатый. Он немного подрагивал, как от тщательно скрываемого напряжения и тревоги. Рафаэлло повернулся к человеку, пытаясь рассмотреть его фигуру, но зрение все еще работало слишком плохо: все расплывалось и сливалось. Это определенно был мужчина, белый и темноволосый, но это все, что о нем можно было сказать.
— Я ничего не помню, — после короткой паузы сообщил Рафаэлло.
Он солгал, это было очевидно. Он помнил все, даже чересчур все. Этого было слишком много.
Он попытался вычленить из путаных воспоминаний какой-то внятный факт: например, имя этого человека. Он определенно знал его раньше.
Все закончилось тем, что Рафаэлло еще на минуту скрутило сухими спазмами полу-кашля, полу-рвоты.
Человек придерживал его за спину и помог выпрямиться, когда его отпустило.
— Что бы ты ни пытался сделать, прекрати, — велел ему он, и Рафаэлло подчинился. — Сядешь в машину или еще постоишь?
Вероятно, человек смерил его взглядом. Рафаэлло больше не старался сосредоточить зрение: от этого становилось почти так же плохо, как от попыток что-то вспомнить.
— Сяду, — он провел рукой по дверце машины, стараясь нащупать ручку. Спустя несколько секунд ему это даже удалось, и, ударившись головой о крышу машины, он скользнул вовнутрь. Сиденья были мягкими и, кажется, кожаными.
— Лучше? — все тем же не выражающим ничего тоном осведомился его спутник и протянул ему что-то. — Вода, — пояснил он через мгновение.
— Спасибо, — поблагодарил Рафаэлло и несколько секунд пытался открутить крышку. Его спутник сидел на водительском сиденье, не шевелясь и не заводя мотор.
Сделав несколько глотков, Рафаэлло затих. Он больше не рисковал с попытками что-то вспомнить: оба раза это проходило болезненно и бесполезно.
— Меня зовут Марс, — после долгого молчания произнес его спутник. — Ты хочешь что-то знать, можешь задать вопросы. Лучше осторожнее.
Он не усмехнулся при этих словах: его голос звучал все еще немного нервно, напряженно и абсолютно серьезно.
Рафаэлло кивнул и помолчал какое-то время, пытаясь выделить из множества вопросов основные.
— Меня зовут Рафаэлло, — произнес он наконец и чуть улыбнулся, сообразив, что это прозвучало повторением фразы Марса. — Мы очевидно знакомы, верно?
Тот издал неопределенный утвердительный звук. Рафаэлло попробовал про себя сформировать какой-то внятный вопрос, но его снова затошнило.
— Я ничего не могу сказать о своей прошлой жизни, — сдался он. — Мне около двадцати? Тридцати?
Он запустил руку в волосы и прислонился к полуспущенному оконному стеклу. Снаружи залетал прохладный ветер и трепал воротник его рубашки. (Кажется, белой? Очевидно, белой, и джинсы тоже белые).
— Двадцать шесть, — поправил его Марс. Что-то щелкнуло, раздался звук опускающегося до предела окна, скользнул по шее сквозняк, и отчетливо пахнуло табаком. — Тебя зовут Рафаэлло Ферреро. Мы с тобой знакомы около семи лет. Полтора года назад мы попали в аварию. Это было где-то около этого места. Мне повезло, тебе нет. Последние полтора ты провел в состоянии овоща. Мне посоветовали привезти тебя сюда. Я привез.
Он говорил короткими, рублеными фразами, словно стараясь допустить как можно меньше эмоций в голосе и рассказать только факты.
Рафаэлло перевел взгляд на него: в машине было полутемно, снаружи спускались сумерки, а зрение все еще не вернулось полностью, но он ясно уловил почему-то отчетливую боль не то в его голосе, не то в выражении лица.
— Если ты винишь… — начал он, но договорить ему не дали.
— Не имеет никакого значения, кого я в этом виню, — отрезал Марс. Кажется, он поджигал еще одну сигарету. От запаха табака почему-то не мутило, как должно было бы. — Я не буду рассказывать подробности. Как-то позже.
— Не надо, — тут же согласился Рафаэлло. От любой мысли о больших объемах информации желудок снова начинало скручивать узлом.
От резкого осеннего (раннего зимнего?) ветра, пронесшегося через два раскрытых окна, снова стало холодно, и Рафаэлло поежился. Возможно, в каком-то из невнятных, оборванных воспоминаний, которые наполняли голову, хранилась какая-то информация об этой аварии. Рафаэлло не хотел ее восстанавливать.
На ум одна за одной приходили какие-то глупости. У него совершенно точно был кот, или, возможно, собака.
«Нет, кот», — решил он спустя полминуты, когда ощущение шерсти под рукой ярко встало в памяти.
Это было самое отчетливое из всего, что он мог сказать сейчас о своей жизни не с чужих слов.
— Марс? — осторожно позвал Рафаэлло, когда молчание затянулось. От этого звука Марс заметно вздрогнул и поспешил занять руки еще одной сигаретой. Он курил очень много: не то от нервов, не то настолько привык к этому. Рафаэлло невольно подумал о том, что с такими вредными привычками сложно прожить долго. Чем Марс занимается, если ощущает нужду курить так часто. — Где я живу?
— В Нью-Йорке, — отозвался тот, затянувшись. После секундной запинки он все-таки продолжил: — Последние четыре года — со мной.
— О, — отреагировал Рафаэлло. Это многое объясняло.
— Да, — подтвердил Марс со странной неловкостью и добавил, слишком поспешно: — Естественно, я не собираюсь…
— Марс? — снова негромко произнес Рафаэлло, внимательно глядя на него. В голове поднялось еще несколько обрывочных сцен, и у него не осталось причин в чем-то сомневаться или не доверять его словам. От одной из сцен он и сам явственно ощутил проступившую неловкость. — Поехали домой.
Тот открыл рот, словно собираясь возразить, но отчего-то промолчал и завел мотор.
Рафаэлло не пытался вспомнить, что связано в сознании с проносящимися мимо пейзажами, сиденьями машины или местом, куда они направлялись.
Воспоминания все еще не поддавались, но Рафаэлло мог сказать наверняка, не сомневаясь: ощущение этого человека рядом было ему хорошо знакомо.
Этого хватало для того, чтобы любое подобие опасений растаяло.
Подсчет овечек
Автор: MRF ATT
Бета: MRF ATT
Размер: драббл, 500 слов
Пейринг/Персонажи: Марс/Рафаэлло
Категория: слеш
Жанр: ПВП, юст
Рейтинг: R
Краткое содержание: когда Рафаэлло не может уснуть, он считает овец. Мысли плавно сменяют направление.
Примечание/Предупреждения: СЧ!АУ.

Близость Марса нервировала.
Они легли больше часа назад, и через несколько минут Марс уже спал, а Рафаэлло не удавалось даже сомкнуть глаза. В голову лезли неуместные, лишние и неправильные мысли, и даже скачущие через заборы овцы не помогали их отогнать.
То, как Марс двигается, когда дерется.
…девяносто шесть овечек, девяносто семь овечек.
То, как от него пахнет чужой кровью, потом и табаком.
…сто три овечки, сто четыре.
То, какие у него руки, разворот плеч, как перекатываются под смуглой кожей мышцы.
Сто восемнадцатая овца споткнулась, не выдержав перелета через забор. Рафаэлло, низко наклонив голову, ощутил себя на ее месте.
Реакция была неизменная и неконтролируемая — как всегда, когда сон не шел, а Марс дышал рядом.
Рафаэлло вцепился зубами в подушку, пытаясь заглушить звуки. На несколько мгновений он задержал дыхание: спина Марса продолжала вздыматься в том же ритме. Чувствуя, как краска заливает лицо, Рафаэлло скользнул рукой к своему поясу и короткими, дергаными движениями расстегнул джинсы. Пальцы дрожали, и Рафаэлло, извернувшись, плотнее уткнулся лбом в подушку. Сердце билось, как на экзамене при списывании.
Если Марс сейчас проснется, останется только пустить пулю в лоб.
Рафаэлло, сделав еще один глубокий вдох, обхватил свой член и провел пару раз ладонью. Подушка едва ли заглушала все звуки, зудящее чувство беспокойства не отпускало, но фантазии в голове только набирали силу.
Если Марс сейчас проснется, то…
…он смерит его долгим взглядом — слегка удивленным, но без отвращения или злости. Быстро расстегнет пуговицы на потрепанной рубашке, оторвав по пути пару из них; приложит ладонь к солнечному сплетению и вдавит в прохудившийся матрас. У него наверняка горьковатые на вкус губы, а руки твердые и загрубевшие, и жесткие, непослушные волосы.
Вдруг Марс пошевельнулся, и Рафаэлло похолодел. Все фантазии разом выдуло из головы; немного дольше задержалась только мысль об окровавленном Марсе с обломком трубы и яростным взглядом, но и та через мгновенье растворилась.
Поворочавшись пару секунд, Марс успокоился. Рафаэлло, глубоко вздохнув, вновь провел ладонью по члену. Картины снова заполонили всю голову: Марс быстро и ловко раздевает его для того, чтобы сделать перевязку, Марс курит свои вонючие сигареты, Марс с оружием, Марс за рулем, Марс во сне. Не удержавшись, Рафаэлло пробормотал что-то вслух, и тут же вновь дернулся, ожидая реакции; ее не последовало.
…Марс в голове забрасывал его ноги к себе на плечи и целовал плечо.
Дернувшись, Рафаэлло напрягся и резко задвигал рукой, а через несколько секунд с еще одним полувздохом рухнул обратно на матрас. Темная комната вновь формировалась перед глазами; под рукой ощущался жесткий матрас, а у бока — вздымающаяся спина Марса.
Рафаэлло полежал несколько минут, не двигаясь, прислушиваясь к тишине и дыханию Марса. Все было в порядке — тот спал, как и несколько минут назад. Засевшая где-то на подкорке мысль зудела, что раньше Марс дышал иначе, и Рафаэлло мотнув головой, отгоняя ее.
Сто восемнадцатая овца, напрягшись, сумела подняться и перепрыгнула через забор.
@темы: Команда Марс/Рафаэлло
Доступ к записи ограничен


Автор: Rondnoir/Mars
Фотограф: Rondnoir/Mars
Форма: хэндмейд
Пейринг/Персонажи: fem!Марс, fem!Ронднуар
Жанр: General
Рейтинг: G
Примечание/Предупреждения: куклы-счастья, 4 фотографии.






Автор: Rondnoir/Mars
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Ронднуар, Марс
Категория: слеш
Жанр: мистика
Рейтинг: PG
Примечание/Предупреждения: АУ



Название: Сумерки
Автор: Rondnoir/Mars
Форма:коллаж
Пейринг/Персонажи: Ронднуар, Марс
Категория: джен
Жанр:городское фэнтези
Исходники:Командный арт, картинки из гугла
Рейтинг: PG-13
Примечание/Предупреждения:городское фэнтези!АУ.



Название: Однажды в лесу
Автор: Rondnoir/Mars
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Ронднуар, Марс
Категория: джен
Жанр: стёб, юмор
Рейтинг: G
Примечание/Предупреждения: укур





@темы: Команда Ронднуар/Марс

Спокойной ночи
Автор: P///S
Форма: рисованная гиф-анимация
Пейринг/Персонажи: Сникерс, Пикник
Категория: джен
Рейтинг: G


Покатаешь?
Автор: P///S
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Сникерс, Пикник
Категория: преслеш
Рейтинг: G


Классика жанра
Автор: P///S
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Пикник/Сникерс
Категория: слеш
Рейтинг: PG-13


Пикснежи is love
Автор: P///S
Фотограф: P///S
Эдитор: P///S
Форма: хэндмейд
Пейринг/Персонажи: Пикник/Сникерс
Жанр: романтика
Рейтинг: G
Примечание: ежи!АУ







О вкусной и здоровой пище
Автор: P///S
Форма: sms-переписки
Пейринг/Персонажи: Пикник/Сникерс, еда; упоминается Марс, а также разнообразные муджаки.
Категория: джен и намеки на слеш/преслеш.
Рейтинг: PG-13
Примечание: разные АУ!
Количество: 4 штуки

Другой
Автор: P///S
Бета: P///S
Размер: мини, 1238 слов
Пейринг/Персонажи: Пикник|Сникерс
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Нормального оборотня Сникерс повстречал лишь однажды.
Примечание/Предупреждения: Сверхъестественное!АУ

Черт. Тупик. Он оказался в тупике. А точнее, его сюда загнали.
Сникерс остановился, как будто с размаху налетел на преграду. Ноги заскользили по влажно блестящим каменным плиткам, дыхание с хрипами вырывалось из груди после быстрого бега. Глаза застилал пот, и Сникерс быстро утер его краем рукава.
Он был в полной заднице. Даже хуже - в жопе. В полной глубокой жопе, и никто его из нее не вытащит.
Из-за поворота раздался шорох. Сникерс обернулся, целясь перед собой из пистолета, заряженного пулями с жидким серебром. Зарядов осталось всего лишь штук пять, и на трех преследовавших его диких оборотней это было чертовски мало.
Пиздец. Ему пиздец, и самое противное - он сам на это подписался. Сам поставил своей рукой подпись на контракте чистильщика. Смерть Шока все еще была живой в памяти. Сникерс не думал, когда подписывал документ. Он жаждал мести. Жестокой и кровавой мести тем оборотням, которые растерзали его друга на мелкие клочки практически на глазах у Сникерса.
А теперь он сам повторит участь Шока. Только того убили обычные оборотни, а Сникерса превратят в фарш дикие.
Но он даже и не предполагал, что их отряд из пятерых стрелков бросят против стаи из десяти диких оборотней! Это было против всяких правил и здравого смысла.
Сникерс едва успел унести ноги от дикого пиршества. Зрелище того, как останки его напарников пожирают голодные звери, когда-то бывшие людьми, а сейчас потерявшие всякий человеческий облик, до сих пор вскакивало перед глазами. Сникерс изо всех сил старался об этом не думать.
Он напряженно вслушивался в ночную тишину, оборачиваясь на каждый звук. Пистолет он снял с предохранителя и положил палец на курок. В другой руке Сникерс держал стальной нож с серебряным напылением. Дурацкое средство против оборотня, который намного сильнее человека, но лучше, чем вообще ничего.
Тишина действовала на нервы, а шорохи, которые Сникерс почти не слышал из-за собственного хриплого дыхания, заставляли дергаться на месте и нервно крутиться, оглядываясь по сторонам. Сникерсу очень хотелось отойти к стене тупика, чтобы лишить диких шанса зайти ему за спину, но он не стал этого делать. У него все еще оставался призрачный шанс на спасение. Шанс прошмыгнуть мимо оборотней и выбежать из тупичка... прежде чем ему выгрызут мозги.
Из-за поворота показался дикий. Сникерс сглотнул и отступил к стене на шаг, возводя пистолет. Очень хотелось выстрелить и уложить оборотня, благо был отличный шанс - дуло смотрело прямо тому в голову. Но нельзя - это будет сигналом для двух других. Сникерс не успеет с ними расправиться - его реакция этого не позволяла.
И ему оставалось лишь смотреть, как дикий идет к нему. Оборотень угрожающе рычал, с его клыков капала слюна, смешиваясь с мелкими дождевыми лужицами на брусчатке. Сникерсу становилось дурно при одном взгляде в бешеные глаза твари, но его рука, держащая пистолет, была тверда.
Если бы он мог добраться до байка! Даже дикие остались бы позади. Но он свернул не туда и оказался в этом тупике один на один с тремя огромными и злющими волками.
Все оборотни уже были на виду. Их оскалы напоминали довольные ухмылки. Еще бы, в мыслях - ну, или что там у диких вместо них было - уже, должно быть, делили его труп на части.
Сникерс тоже оскалился и прицелился в голову самого крупного оборотня. Он, может, сейчас и сдохнет тут, но не дастся этим шелудивым псам так легко.
Они подошли совсем близко, первый уже пригнулся к мостовой, примериваясь для прыжка. В его красных глазах - диких, звериных - светилось предвкушение пира. Наверняка этот оборотень уже чувствовал на клыках теплую кровь человеческой жертвы. Но сегодня удача была не на его стороне.
Сникерс даже не успел сообразить, что за тень промелькнула над ним, выпрыгнув из-за мусорной кучи. Но когда она приземлилась между ним и дикими, он похолодел.
Еще один оборотень. Вот только... почему он скалился на своих собратьев?
Ответ Сникерс получил, когда оборотень быстро глянул на него. У этого волка глаза не были красными, горящими жаждой убийства. Они были настороженными, необычного оттенка сиреневого. Глаза человека.
Это был не дикий. Сникерс несколько расслабился, хотя продолжал держать тех трех на мушке. Неизвестно, чего надо этому оборотню. Может, он от конкурентов избавлялся.
Оборотень низко зарычал, обозначая свои намерения. Дикие ответили ему и пошли вперед. Они чувствовали свою силу. Разве одиночка справился бы с ними?
Как оказалось, оборотню это оказалось по силам. Первого он убил до безумия просто, вцепившись тому в горло в момент прыжка. Дикий рухнул на камни, заливая их кровью, фонтаном забившей из прокушенных сосудов. Второй кинулся почти сразу за первым, но недаром дикие опасались нападать на нормальных оборотней поодиночке - те ведь превосходили их по силе. Второго дикого волк сбил с ног мощным ударом лапы, а потом так же вырвал горло.
Третьего застрелил Сникерс, не став дожидаться, пока тот выберет удобный момент для нападения. Пуля попала в сердце, и дикий упал, не успев прыгнуть.
Сникерс тут же перевел пистолет на нормального оборотня. Может, тот ему и помог, но непонятно, что дальше. Может, Сникерса прямо здесь и сейчас жрать начнут.
Но оборотень лишь обнюхал трупы и, махнув хвостом, пошел к мусорной куче. Сникерс отчего-то дрожащей рукой взвел курок.
Он должен был сделать это. В контракте чистильщика ясно писалось - убивать любое существо. Но... но как можно было убить того, кто тебя спас?
Сникерс не знал, что делать. Поэтому продолжал держать волка на мушке. А тот вдруг как-то вытянулся, посветлел и встал на задние лапы. И оказался высоким светловолосым парнем с насмешливыми глазами того же странного цвета.
- И где спасибо? - со смешком заметил он, глядя на пистолет. - Я вообще-то только что прикончил троих диких, которые почти разделали тебя на части.
- Двоих, - напряженно сказал Сникерс, все еще целясь в парня. - Третьего я сам кончил.
- Это мелочи, - отмахнулся парень. - В любом случае, я тебя спас. А ты в меня тыкаешь этой игрушкой, - усмехнулся он, кивая на пистолет.
- Я тебя не знаю, - Сникерс выпрямился. - Может, за углом у тебя банда, ждущая сигнала к началу жрачки.
- Ты меня, конечно, извини, - насмешливо протянул парень, оглядев Сникерса с ног до головы, - но тобой даже я с трудом наемся.
- Да вас хрен разберет, - Сникерс зло смотрел на придурка, расхаживающего перед пистолетом так, как будто ничего не происходило. - Моего друга порвала целая стая, и они были такими же, как ты!
- А, ясно, - вздохнул парень. - Но заметь - не все оборотни одинаковые. Моя стая не ищет проблем с людьми.
- Так я и поверил, - Сникерс упорно не опускал пистолет. Нельзя было позволять этому... заболтать себя.
- Твое право, - парень пожал плечами. И пригнулся - видимо, чтобы начать обратное превращение. Его спокойствие отчего-то передалось и Сникерсу. Он опустил пистолет.
- Как тебя зовут? - вопрос сам вывалился из него, Сникерс вообще от себя не ждал такого. Что ему до имени какого-то придурка-волка?
- Пикник, - парень сверкнул белозубой улыбкой. Прям как с плаката рекламы зубной пасты, Сникерса аж чуть не ослепило. - Может, мы еще встретимся.
- Надеюсь, что нет, - буркнул Сникерс. Но его уже не слушали - Пикник молниеносно превратился в волка. Оборотни были гораздо крупнее своих животных собратьев, на них и покататься можно было. Встав на все четыре лапы, волк повертел хвостом, оскалился и скрылся за кучей мусора.
Вот просто так взял и свалил. Козел. Сникерс сунул пистолет в кобуру. Он был в откровенно растрепанных чувствах. Глянув на трупы диких, он ощутил холод и быстро пошел по направлению к своему байку. Вид крови, разлитой на улице, неожиданно вызвал тошноту.
Уже сев на байк, Сникерс на минуту призадумался. Не все оборотни такие... Пока что реально нормальный оборотень ему встретился один раз. Только что.
Фыркнув, Сникерс завел байк и через минуту скрылся в ночной мгле.
Дело одного вечера
Автор: P///S
Бета: P///S
Размер: мини, 1 664 слова
Пейринг/Персонажи: Пикник|Сникерс
Категория: преслэш
Жанр: экшен, романтика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда Пикник думал, что лучшего времени года, чем осень, не найдешь.

Очередной резкий порыв ветра заставил поежиться. Спрятав руки в карманы куртки, Пикник, словно в поисках защиты, прижался спиной к массивному стволу дерева, на корнях которого сидел. Где-то сбоку несколько раз каркнула ворона. Пикнику показалось, что взмах ее крыльев смешался с холодным ветром, и именно пронзительный «кар!» заставил несколько золотых листьев вздрогнуть и сорваться со своего насиженного места, вливаясь в поток общего золотого хоровода.
На мгновение Пикник закрыл глаза, потянув носом воздух: у осени он всегда был особенный. Предчувствие надвигающегося дождя накладывалось на запах костров, жухлой листвы, уходящего тепла. Иногда Пикник думал, что лучшего времени года, чем осень, не найдешь… для того чтобы влюбиться в Сникерса. Потому что при всей его активности, яркости и безбашенности, он виделся Пикнику хмурым, как серый осенний дождь, и сосредоточенным, как низкие предгрозовые облака.
Это случилось несколько лет назад. Он тогда…
…Пикник только появился в команде Марса и права голоса не имел.
- Информатор принес плохие новости. – Марс дымил, как паровоз. – Надо сворачиваться, - в пепельницу полетел очередной бычок, его тут же заменила новая сигарета. – Документы нужно забрать у Твиксов – они сейчас где-то недалеко от Батл-Крика.
- Да, бля, босс… это же ебаный Мичиган. Какого хуя они туда поперлись?
Пикник еще не всех успел запомнить в отделе, но этого… даже Пикнику с его фундаментальной выдержкой пока не хватало терпения выносить такой объем мата, льющийся из – по виду - семнадцатилетнего пацана.
- Это был единственный выбор, – а вот Марс уже научился выделять из сплошной матерщины нужное.
- Босс, это похоже на какой-то стремный ужастик. Они бы еще решили в Мэне обосноваться, тогда это точно был бы сюжет, достойный самого Короля Ужасов.
- Они сделали так, как сделали. Завтра нужно выезжать.
Натс поправил очки и сделал вид, что не в теме. Баунти листала отчеты, а Несквик продолжал качаться на стуле, затягиваться и мастерски выплевывать в воздух колечки дыма. Пикник смотрел в окно и думал, что такого бардака уже давно нигде не видел. В то время он действительно подумывал забить на все эти детские игры и, может быть, даже вернуться в университет, доучиться, получить степень и, назло отцу... Из череды мрачных мыслей его вырвал уже знакомый пронзительный голос:
- Босс… с этим пуританским пи…жоном? Вы рехнулись?.. Хотите похоронить Твиксов?
- Я хочу, чтобы ты… точнее, вы… – Марс выдохнул еще одну струю дыма и пристально посмотрел на Пикника, - сделали все как нужно.
После собрания Марс попросил Пикника остаться. Разъяренный Сникерс вышел, напоказ костеря на все лады непрошеную «подмогу», и Марс прикрыл за ним дверь.
- Думаю, что вы справитесь. Дело непыльное.
Пикник поднял светлую бровь. Марс обошел свой стол, встал к Пикнику спиной, выпихнул привычным жестом одну сигарету из пачки и протянул ее через плечо, не отрывая взгляда от темнеющего за окном неба.
- Нет. Спасибо.
- Не куришь?
Пикник промолчал. Он курил иногда, но сейчас ему было не до этого. Первое задание. Такая ответственность – а в напарниках ужасный матерящийся вихрь.
- Ну хорошо, – Марс закурил. Сигаретный дым ударился о стекло и, поднявшись вверх, выскользнул в тонкую щель между рамой и приоткрытой ставней. - После разговора зайдешь к Натсу, он выдаст тебе оружие.
Пикник молча кивнул. Он знал, что здесь не полицейский участок и даже не военная академия, о которой он когда-то подумывал. Даже хотел перевестись с юридического именно туда. Его всегда тянуло в самое пекло, но отец всячески этому препятствовал.
- Сникерс не всегда такой буйный.
- Хочется верить.
Пикник тяжело вздохнул и провел рукой по светлым волосам.
– Может быть, я не прав, и из вас не выйдет хорошей команды. Но как мы об этом узнаем, если не поставить вас вместе?
Пикник хотел возразить, но Марс остановил его одним движением руки.
- Вам нужно забрать документы у Твиксов как можно быстрее и вернуться. Если что-то пойдет не так… Конечно, это твое первое задание, но Сникерс не так прост, как кажется. Если бы не это, ноги бы его здесь уже давно не было.
Марс, как всегда, не ошибся.
Когда дело было почти сделано: документы оказались у них, а Твиксы получили новые паспорта, чтобы временно залечь на дно в соседних штатах, - они по пути обратно остановились на полупустой заправке. Телефон Пикника завибрировал, и на дисплее отобразилось неожиданное сообщение от Баунти:
«За вами хвост».
Как назло, Сникерса рядом не было. Пять минут назад он подхватил свой скейт, с которым почти никогда не расставался, и сказал, что уже не может, что ему надо отлить и размяться. Из соображений здравого смысла Пикнику стоило просто, не дожидаясь своего горе-напарника, заводить мотор и валить. Он как раз краем глаза увидел, как на бензоколонку завернула огромная черная машина с тонированными окнами, словно бы подталкивая принять нужное решение.
Пикник поправил пистолет во внутреннем кармане куртки. Внутри все дрожало. Он решил, что если придаст себе непринужденный вид и натянет кепку на глаза пониже, то, может, все и прокатит.
Не прокатило. Через пару минут на лобовое стекло обрушился мусорный бак, а один из амбалов вытянул Пикника из машины и положил лицом на капот. Все происходило очень быстро, и даже успешно пройденные тренировки на базе Марса ничем не помогали.
- Документы?
- Вы о чем? - Пикник решил изобразить из себя идиота.
- Не держи нас за дураков, мы пасли вас с самого Крика. Где они? – прогремел низкий бас над ухом.
- Мы передали их… - Голос предательски дрогнул и сорвался на хрип.
- Врешь. – В висок Пикника уткнулось холодное дуло. – Доставай их.
Пока один держал Пикника, навалившись на него всем своим весом, второй начал шарить по машине. Документы лежали под задним сиденьем и, когда оно скрипнуло, Пикник попытался дернуться и выхватить пистолет. Не сработало: бугай, оказавшись начеку, даже не шелохнулся, зато тут же ударил Пикника прикладом по голове. В ушах зазвенело, и Пикник постарался схватиться за машину… его вело, на языке чувствовался привкус железа. Напоследок его еще раз приложили головой о капот.
- Сваливаем. – Пикник понял, что это провал: документы у них забрали в то время, как его напарник спокойно где-то отливал. Просто замечательно. Вся вина будет только на нем. И это его первое дело?..
Вдруг через звон в голове и подступающий туман он услышал знакомый мат и выстрелы. Он попытался приподняться, но его кто-то резко пихнул в грудь, потом он невероятным образом влетел на заднее сиденье машины, в руки ему что-то сунули, и над ухом гулко прозвучало:
- Да бля, ни минуты покоя… даже поссать нормально не дали. Давай, британская неженка, держись крепче, щас погоним!
Дверь машины громко захлопнулась, раздались выстрелы. Одна пуля разбила окно прямо над его головой. Пикник перевернулся на живот, подтянул колени к груди и придавил собой папку с документами. Сникерс матерился, и Пикник слышал, как скрипят колеса машины на огромной скорости. Он пролежал так несколько часов, все время их безумной гонки по шоссе, пока его звенящая голова не начала приходить в порядок. Чуть лучше стало, когда Сникерс передал ему бутылку воды и бросил яркий пластырь со словами:
- Подлатай себе висок, а то как же ты лицом работать будешь?
Огрызаться не было сил. Вскоре они свернули на просёлочную дорогу, где решили бросить машину: если уж их пробили, то вычислить их местонахождение повторно по этой же тачке преследователям не составит никакого труда.
Позже, работая со Сникерсом, Пикник понял, что использование элемента неожиданности было коронным трюком его напарника. Из его отчета Марсу Пикник узнал, что именно произошло, пока он валялся в полуотключке. Большие плохие парни как раз пересекали парковку, возвращаясь к себе, когда Сникерс выскочил из-за их Гелендвагена, мстительно поцарапав капот. Проехав между ними на своём скейте, он быстро вырвал документы из их рук, ну а затем последовал тот самый резкий толчок, который впихнул Пикника в машину… и спас не только всю операцию, но и его жизнь.
И тут Марс оказался прав: не попробуешь - не узнаешь.
С того дела прошло несколько лет, Пикник заработал себе определенную репутацию и уже больше никогда не допускал таких глупых ошибок, чтобы в экстремальной ситуации пытаться тупо отсидеться на жопе ровно – авось пронесет. Он побывал во множестве перестрелок, поучаствовал в крупных захватах, регулярно переправлял контрабанду через границу штатов, однажды даже съездил на другой континент, где прошел сквозь огонь, воду и медные трубы. Перевозки наркотиков и важных документов теперь походили на обычные гонки по ночной магистрали: резкие, быстрые, даже с долей какого-то удовольствия. Времена года проносились мимо с неимоверной скоростью, все менялось, только одно осталось прежним с того самого первого дела…
- Ну… бля… как романтично.
Пикник нехотя приоткрыл один глаз. Серые тучи стали светлее, золотые лучи заходящего солнца запутались в растрепанных волосах Сникерса. Он стоял, засунув руки в задние карманы дырявых джинсов, из-за ворота синей худи виднелась полосатая майка, а на носу красовался новый пластырь со скейтом, который Пикник не удержался и купил в ближайшем магазине.
Пикник вопросительно поднял бровь и поднялся на ноги. Теперь они стояли друг напротив друга.
- Тебе только томика Шекспира сейчас не хватает: старинное дерево, золотой листопад... и ты, - Сникерс качнулся с пятки на мысок.
- И я? – Пикник не всегда улавливал смысл слов Сникерса. Может быть, потому что смысла, как такового, и не было.
- Ну бля… – Сникерс закатил глаза. – Говорю же…
- Ну, говори, - Пикник заметил, что тот как-то странно замялся и вскинул на него заметно бегающий взгляд. Новый порыв прохладного ветра опять заставил золотую листву закружиться вокруг них, и к Пикнику снова пришла мысль - если и можно влюбиться в Сникерса, то только осенью. Вот такой теплой, яркой, с изредка налетающим прохладным ветром, когда хочется плотнее прижиматься друг к другу или воспользоваться элементом неожиданности и прижать Сникерса к вековому дереву. А потом чувствовать чужое согревающее дыхание на своих губах и слышать тихий, неуверенный мат где-то в районе ключиц:
- Я не пидор, это… просто все твоя ебаная романтика… и Шекспир.
С возвращением
Автор: P///S
Бета: P///S
Размер: мини, 1919 слов
Пейринг/Персонажи: Сникерс, Пикник, упоминаются Дирол и Чупа Чупс
Категория: преслэш
Жанр: драма с примесью ангста
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: — Прости, — тихо прошептал Сникерс, зная, что его никто не слышал и не услышит. Он осторожно взял руку Пикника в свою, переплел их пальцы. Хотелось поделиться с ним своим теплом, своей жизнью.
Примечание/Предупреждения: написано под впечатление от арта Мёртвый сон

— А черт, — тихо выругался Сникерс, вспомнив, что оставил ветровку дома в стиральной машине. Он поежился, спрятал холодные руки в широкие рукава кофты Пикника и свернул от остановки к аллее. Под ногами шуршали листья, усыпавшие асфальт пестрым ковром.
— Снова ты, — заметил Сникерса охранник. Он остановился в отведенной для курения зоне. — Поздновато ты сегодня.
— Да, — кивнул ему Сникерс. Он поспешно перевел взгляд от чужого лица к железным воротам. Чужая жалость и сочувствие в глазах снова и снова теребили кровоточащую рану в груди. — На работе задержали.
— Не засиживайся, а то последний автобус пропустишь, — посоветовал охранник. Сникерс кивнул ему и направился к воротам.
С тех пор как Пикник попал в больницу, Сникерс стал непривычно молчалив. Он так и не смог научиться надевать на лицо маску беззаботности и напускной веселости. Он словно выцвел, остался бледной копией прошлого себя. Если бы Сникерс не цеплялся за веру в Пикника, давно бы уже сломался из-за чувства вины и пустил пулю в висок. Это пламя надежды давало силы двигаться, жить. Только прошел год, и пламя стало угасать, становилось тяжелее верить в счастливый финал. А ночные кошмары грозились воплотиться в реальности.
«Не думай об этом!» — приказал себе он.
Сникерс привычно обвел взглядом больницу, без труда отыскал знакомое окно на четвертом этаже левого крыла. Раньше он отсчитывал его с краю, а теперь отличал его от других таких же одинаковых окошек.
Сникерс до боли сжал руки в кулаки, впиваясь короткими ногтями в ладонь. Он ненавидел больницы до зубного скрежета, ненавидел в них бывать. Но по иронии судьбы уже год исправно заезжал в нее после работы. Сидел там до полуночи, пока Дирол его не выгонял, проводил все выходные рядом с кроватью Пикника, рассказывая ему новости.
Сникерс поймал жалеющий взгляд медсестры: его давно знал весь персонал, каждый встречал его с сочувствующим видом. Но хоть не шептались за спиной, как полгода назад, только если кто-то из новичков спрашивал.
Медсестра в регистрации молча протянула ему ключи от палаты и журнал посещения, куда Сникерс записывал свои инициалы и ставил подпись. Он оставил позади себя шумные этажи с кипящей жизнью и поднялся на четвертый, оборудованный под хоспис. Сникерс замер перед дверью лишь на секунду, чтобы вздохнуть в грудь побольше воздуха и открыть дверь, ведущую в пристанище живых мертвецов. Здесь даже пахло смертью и безнадежностью. Сникерс помнил, как ему было жутко и тяжело первый месяц, когда сюда перевели Пикника после трех месяцев ожидания чуда. Видеть бледных исхудавших людей, больше похожих на обтянутый кожей скелет, с впавшими глазами, чувствовать на себе их пустой взгляд. Те, кто доживал в хосписе свои последние дни, брошенные умирать в одиночестве. От осознания того, что тут же будет лежать Пикник и умирать так же одиноко, всеми забытый, внутренности выворачивало наизнанку. А еще Сникерс помнил, как ругался с главным врачом, который отдал распоряжение о переводе. Помнил ужас, охвативший его, когда он не нашел Пикника в палате, в которую его переводили по просьбе Дирола. Сникерс выскочил из палаты, чуть не сбил с ног медсестру, перепугал бедную девушку, но смог узнать у нее, что Пикника перевели в хоспис.
— Какого хера вы его туда бросили?! — орал Сникерс не сдерживая бьющую из него ярость.
— У нас на живых коек не хватает, а вы хотите, чтобы мы занимали ее трупом? — вскинул брови главврач.
— Пикник жив! — не унимался Сникерс. Так и хотелось сбить костяшки до крови о чужое лицо.
— Он в коме. У него четвертая степень, даже если мы и успели вытащить его при клинической смерти, долго он так не протянет, мозг умирает, — спокойно объяснил врач. — Нет необходимости поддерживать его существование.
— Протянет или нет — это не вам решать! — рявкнул Сникерс.
— Сникерс, успокойся! — в кабинет заскочил встревоженный Дирол.
— Этот мудак Пика отключить хочет! — заявил ему Сникерс.
— Прекрати орать, никто его не отключит, — попытался успокоить его Дирол.
— Но его бросили в хоспис, — спорил Сникерс.
— Поверь, это лучшее что можно было сделать, там ему будет оказана такая же помощь, как и здесь. За ним присмотрят, — возразил Дирол. — Да и тебе не обязательно туда проходить.
— Как будто меня это остановит, — огрызнулся Сникерс.
— Доктор Дирол, выведите этого человека из моего кабинета, — попросил главврач. — Или я прикажу охране больше его сюда не пускать.
— Су…— Дирол не дал Сникерсу договорить, успел закрыть рот ладонью. Он больно дернул Сникерса за локоть, таща к двери.
— Прекрати скандалить, — Сникерс хотел возразить. — Пошли отсюда.
— Ладно, — согласился Сникерс. Он позволил Диролу себя увести и был ему благодарен, иначе он действительно ударил бы этого человека. А потом его бы точно никто не пустил.
— Успокоился? — спросил Дирол после того, как притащил Сникерса к себе в кабинет и напоил его успокоительным.
— Вроде, — хрипло отозвался Сникерс. Он и не заметил, что успел сорвать голос, пока орал в кабинете главного врача.
— Послушай, я понимаю что он твой лучший друг, но может, хватит? — осторожно уточнил Дирол.
— Вы тоже хотите его отключить от аппарата? — вскинул голову Сникерс. Сил на новую порцию криков не осталось, или это действовало успокоительное. Он чувствовал себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух.
— Конечно нет! — нахмурился Дирол. — Еще раз повторяю, хватит приходить. Я знаю, как он дорог тебе, но перестань себя мучить.
— Я его не брошу, — ощерился Сникерс.
Дирол долго всматривался в его глаза. Глубоко вздохнув, он сдался.
— Поступай как тебе угодно, но ночевать тебе тут не позволю — погладив переносицу, проговорил Дирол.
— Договорились — Сникерс слабо улыбнулся. Он поднялся, засобирался домой.
— И еще, — окликнул его Дирол, когда Сникерс взялся за дверную ручку. — Спасибо, что ты говоришь с ним каждый день.
— Это меньшее, что я могу для него сделать, — ответил Сникерс, закрывая за собой дверь.
«Все. Не думай об этом, не вспоминай. Ты здесь ради Пикника, вот и порадуй его новостями о том, что Чупс вышла замуж», — разговаривал с собой Сникерс. Он открыл дверь в палату. Мерно пищал аппарат ИВЛ, Сникерс ненавидел этот звук. Он выворачивал душу наизнанку.
— Привет, я пришел, — горько улыбнулся Сникерс и с тихим скрипом закрыл за собой дверь. Он прошел к окну, перевел его в режим проветривания.
Каждый раз, видя Пикника всего увешанного проводами и утыканного капельницами, Сникерс чувствовал, будто его раскаленным ножом по нервам резали. — Знаешь, наша Чу стала женой Кита. Ты только представь, эта ненормальная заехала в загс на роликах! — принялся тараторить он. — Ты бы видел лица родителей жениха, вот умора была. Если честно, думал, она меня не позовет, ну, чтобы я ей свадьбу не испортил, упав мордой в торт. Он кстати очень вкусный был!
Сникерс рассказывал, бурно жестикулируя.
— А еще я почти поймал букет невесты! Если бы Баунти не воспользовалась своим преимуществом в росте, из-за проклятых каблуков, он был бы у меня в руках! — похвастался он. Он заметил, как его руки начала бить мелкая дрожь. — А еще меня хотят перевести в другой штат. Отбиваюсь как могу. — Сникерс обнял себя руками, судорожно цепляясь за кофту. Слова застряли в горле, он кашлянул, продолжая через силу: — Я не уеду, просто не смогу. Все твердят, что так будет лучше. Вот только для кого? Свихнусь же от незнания и невозможности увидеть тебя.
Сникерс снова запнулся, стараясь вспомнить что-нибудь еще. Раньше ему было проще говорить о всякой фигне.
— Прости, — тихо прошептал он, зная, что его никто не слышал и не услышит. Он осторожно взял руку Пикника в свою, переплел их пальцы. Хотелось поделиться с ним своим теплом, своей жизнью. — Знаешь, теперь твои пальцы тоньше моих.
Сникерс осторожно коснулся прохладной кожи губами.
— Спокойной ночи, зайду к тебе завтра, — попрощался он.
Возвращаться домой не хотелось. Как только он закрывал за собой дверь, отчаянье накатывало, слово волны цунами. Он никогда себе не простит, что сел за руль выпившим. Вроде немного же выпил и чувствовал себя прекрасно, а Пикник предлагал бросить машину и поехать до хаты на такси. Но нет, Сникерс уперся, как сопливый пацан. Как он бросит свою малышку, на которую зарабатывал шесть лет?
«Лучше бы бросил!» — проклинал себя Сникерс. О машине можно забыть и купить новую. О лучшем друге забывать не хотелось.
— Он выкарабкается, — не перестал твердить себе Сникерс, стоя в мертвой тишине их квартиры. Пустота душила, словно здоровенный питон. Одному здесь находиться невыносимо. Сникерс впивался до крови ногтями в ладонь, сжимая кулаки, не переставая себя ненавидеть.
Все напоминало о Пикнике: его вещи, запах одеколона, совместное фото на тумбочке у телевизора, с тех самых пор, когда они были еще зелеными студентами. Казалось, что вот-вот откроется дверь, и он зайдет с пакетами, набитыми продуктами. Улыбнется своей широкой улыбкой, привычно скинет с ног кроссовки.
«Да ты до сих пор зеленый, — противно шепчет внутренний голос. — Кому и что ты хотел тогда доказать? Проверял на прочность жизнь друга? И как? Проверил?»
Сникерс впился руками до боли в свои волосы, лишь бы как-то заглушить этот поток яда. Он и сам прекрасно знал, что виноват, что допустил ошибку, облажался и подставил под удар Пикника. Они ведь почти доехали, оставалось-то совсем ничего — один квартал. Сникерс не заметил, что крышка люка открыта, попал в него колесом. Машину закрутило и выбросило на встречные полосы. От мгновенной смерти их спасли подушки безопасности и то, что встречная машина успела погасить часть скорости, затормозив. Сникерс сломал ключицу и пару ребер, Пикник сильно ударился головой. Их обоих пришлось доставать из искореженной машины спасателям. Что Пикника вытащили из клинической смерти, Сникерс узнал утром, когда пришел в сознание. И это тогда, когда у них только все наладилось, когда они разобрались в чувствах друг к другу. Ведь они планировали слетать вдвоем к морю, а вместо этого Сникерс каждый день наведывается в больницу. Слушает писк приборов и смотрит, как Пикник с каждым днем становится все худее и бледнее.
«Лучше б я тогда пострадал», — тихо выл Сникерс, задыхаясь в мертвой пустоте квартиры. Больше он не садился за руль, забросил любимый скейтборд.
Сникерс хорошо помнил, как его навещала в больнице Чупс.
— Ты не виноват, — пыталась утешить его Чупс.
Она и после выписки часто навещала Сникерса и вытаскивала его на прогулку. Он был благодарен ей за поддержку. Сникерс радовался тому, что он этой аварией не унес жизнь другого водителя, тот отделался только синяками и разбитой бровью. Возбуждать дело отказались, заявив, что Сникерс был пьян.
— Он сильный, — добавила Чупс. Она прикусила губу, чтобы сдержать подступающие слезы.
— Да, — соглашался с ней Сникерс. Он от всего сердца хотел верить в это.
Прошла неделя, Сникерс рассказывал, как он шлепнулся с лестницы, когда попытался сменить лампочку в коридоре. К его счастью, лампочку он удержал в руках и не раздавил.
— Теперь у меня на заднице синяк, — пожаловался Сникерс. Он старательно пытался сделать зайчика из яблочных долек. Получались они какие-то косые и кривые, но Сникерс с удовольствием заглотил одного, наслаждаясь сочной мякотью с кислинкой. — Ой, извини. Сейчас уберу.
Сникерс осторожно стер рукавом капнувший сок с руки Пикника.
И замер.
— Док, сюда! — крикнул в трубку Сникерс полминуты спустя, стоило ему услышать «Алло».
— Что случилось? — спросил Дирол.
— У Пикника палец шевельнулся, — выпалил радостно Сникерс. Он понимал, что это может быть судорога и радоваться еще рано. Сникерс ничего не мог с собой поделать: первый раз за все время Пикник отреагировал. От счастья хотелось высунуться из окна и проорать на всю больницу, как он всех любит.
— Сейчас поднимусь, — быстро отозвался Дирол и отключился.
— Пикник ты же правда реагируешь? У меня же не глюки? — тихо спросил Сникерс. Он долго не мог уснуть прошлой ночью — мучила бессонница. В подтверждение его словам Пикник слабо пошевелил пальцем.
— Не показалось, — Сникерс не смог удержать расползающиеся в глупой улыбке губы. Дирол поднялся сразу, и пяти минут не прошло. Он проверил показания приборов, достал из кармана портативный фонарик. Сникерс нетерпеливо ждал вердикта.
— У него появились корреальные рефлексы.
— А для тех, кто не в теме? — спросил Сникерс. Он подошел к кровати и сжал ладонь Пикника в своей.
— Зрачки реагируют на свет, — объяснил Дирол, улыбнувшись.— Пикник выходит из комы.
Сникерс утер выступившие слезы.
— С возвращением, — прошептал он Пикнику на ухо.
@темы: Команда Пикник/Сникерс


Курьер, химик и путешествие к горам
Автор: Mars x Nuts
Бета: Mars x Nuts
Размер: миди, ~9500 слов
Пейринг/Персонажи: Марс/Натс, камео: Баунти, Старбёрст, Мамба, Несквик, Виспа, Комильфо
Категория: преслэш
Жанр: экшн со щепоткой юмора
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Сперва Марсу показалось, что это мешок с картошкой стоит возле дороги. Он даже размечтался было разжиться провиантом, но это оказалась не картошка, а человек. Человек сидел на обочине и уныло ковырял отвёрткой внутренности небольшой конструкции, являвшей собой, по всей видимости, средство передвижения.
Примечание/Предупреждения: постапокалипсис!АУ.

Марс прижал горло фляжки к губам, сделал глоток и недовольно пожевал губами. Крохотные ранки щипало невыносимо, да ещё и тёплая вода на вкус была как мыло, песком оседала на языке. Выбирать особо не из чего.
Вам приходилось убивать человека ради бутылки воды? Марс убивал. Получалось это как правило случайно и не слишком красиво. Словом, и без того тяжёлый характер Марса Пустошь окончательно испортила. Где-то в прошлом остались имя, фамилия, биография… Излучение на память влияет жёстко. Конечно, вспомнил бы, если бы хотел, но даже и хотеть не хотелось. Мало кто из работодателей интересовался подробностями. Ни с кем Марс и не подписывал контракт, включающий в себя задушевные разговоры.
В Пустоши и без того было, чем заняться. Убить пару-тройку (десятков) вваридов, ограбить пиратов, доставить посылку, спасти человечество. Мелочи, но вот из таких вот мелких дел (точнее, вознаграждений за них) и складываются капиталы. Когда-нибудь Марс думал даже осесть на одном месте. Построить дом. Завести жену, маленьких детей, стадо кллапов. Даже просто кллапов достаточно.
На этот раз с собой у Марса была посылка. Вроде небольшая коробочка, а внутри что-то напряжённо позвякивало. Точно не бомба. Была бы это бомба, Марс узнал бы об этом сразу. Всякие диверсанты любят разводить горе-курьеров, подкидывая в посылки гранаты или какую ещё дичь. А потому Марс, едва взявшись за эту работу и порядку ради сразу же усомнившись в добросовестности работодателя, пригрозил запихать ему взрывное устройство в задницу, буде таковое обнаружится в посылке. Тот сбивчиво принялся объяснять что-то про какие-то детали, электронно-вычислительные машины, ещё какую-то замуть, так что в итоге Марс махнул рукой и решил не тратить времени на расспросы. Раньше выйдешь — раньше придешь к пункту назначения.
Собирался впопыхах, как бы давя в себе дурные предчувствия, и так получилось, что взял меньше воды, чем надо. Пришлось делать крюк, а в конечном счёте и полностью поменять маршрут, что разозлило Марса лишь сильнее, но вроде как первоначальная тревога начинала отпускать.
Так бывает, когда слишком долго странствуешь по Пустоши. Задним числом уже понимаешь, где избежал опасности, которую, может, даже сознанием не фиксируешь. А потом слухи доходят, дескать на большой дороге, которую недавно обошёл, обосновались какие-нибудь твари или пираты устроили засаду. Неприязненно поглядывая на полуразвалившиеся домики вдоль дороги, Марс успокаивал себя такими мыслями.
У жителей домиков даже не оказалось патронов на продажу. Зато было молоко, полезные в хозяйстве корешки и вроде как чистая вода, на проверку не отличавшаяся от той, которой Марс наполнил бурдюки на предыдущем перевале. Разве что чуть менее песочная и чуть более мыльная.
Марс мог долго рассуждать, что купить или выменять лучше, но в его мысли беспардонно вторглась торговка с коронным “покупай или проваливай!”, добавив от себя:
— Вот развелось-то искателей приключений. Вчерась только кретин какой-то был. И что, разве купил что? Хрен бы там.
Таким образом Марс узнал, что кто-то шёл по дороге до него.
Встретился с этим человеком он не намного позднее.
Сперва Марсу показалось, что это мешок с картошкой стоит возле дороги. Он даже размечтался было разжиться провиантом, но это оказалась не картошка, а человек. Человек сидел на обочине и уныло ковырял отвёрткой внутренности небольшой конструкции, являвшей собой, по всей видимости, средство передвижения. Две металлические пластины в длину человеческой стопы, скрепленные между собой разными трубками и перемычками. Марс никогда такой штуки прежде не видел, но интуитивно догадался, что она чем-то похожа на пиратские триплоциклы.
— Привет, — ни с того ни с сего ляпнул владелец мудрёного устройства.
Марс фыркнул и хотел было равнодушно пройти мимо, но незнакомец продолжил:
— Ты не можешь мне помочь?
Вообще-то, Марс не был особо гордым и к обращениям не цеплялся, но сейчас как-то покоробило его от этого “ты”. Подобное запанибратство позволяли себе лишь бывшие девушки (точнее, одна конкретная… бывшая девушка), особо борзые головорезы и попрошайки близ крупных городов. Таким терять было особо нечего. Парень-похожий-на-мешок-с-картошкой не слишком походил на ту самую бывшую девушку или головореза. Скорее уж на попрошайку. Остановился на месте Марс, наверное, от крайнего возмущения. И спросил:
— Что?!
— У меня полетели и блок упра…
— Иди пешком, — грубо выдохнул Марс, почти упиваясь этим своим злорадством. Он ждал, что мешок с картошкой обидится и отстанет, но он даже как-то обрадовался. Как будто ему самому и в голову не могла прийти мысль, что можно просто брать и передвигать ногами; а Марс вроде как подал великолепнейшую из идей.
— Хорошо. А куда идти?
— Иди, куда ехал, — резонно ответил Марс.
— Нет, ты не понимаешь, — мешок встал на ноги (выяснилось, что они у него всё же имеются), и оказалось, что росту в нём почти столько же, сколько в самом Марсе. — Мне нужно сходить куда-нибудь, где можно найти детали. Всё ломается, представляешь себе, и как бы нарочно всё разом.
— Не понимаю. И понимать не собираюсь. Чао.
— Но!..
Марс сделал шаг вперёд. Потом ещё шаг. Понял, что пробуксовывает, словно что-то упорно не даёт ему двигаться. Наверное, проснувшаяся совесть. Марс был никудышным самаритянином, но вот на невинность и искренность в других людях имел особое чутьё. И вроде как не любил все эти задержки. За задания с живым грузом так вовсе не брался после того своего первого, провального, а тут даже помочь захотелось. И Марс…
Марс отмёл все свои благородные порывы в сторону и пошёл дальше, бросив напоследок:
— Через двадцать миль будет город. Дойдёшь — молодец. Не дойдёшь — до встречи в лучшем мире.
Мешок с картошкой разочарованно засопел. И вроде ещё что-то крикнул вслед. Марсу хотелось думать, что что-нибудь обидное, как будто оно могло оправдать тот факт, что он бросил мальца на растерзание Пустоши и диким зверям. Вот только себе Марс оправданий никогда не искал.
Вместо этого он, как правило, действовал, и действовал он в направлении своей цели. Сейчас его целью был упомянутый уже город, поэтому, более не отвлекаясь на мысли о странной встрече, он продолжал двигаться на северо-запад.
В теории его можно было понять, по крайней мере, он сам так считал. Сейчас куда важнее было думать о пустошных пиратах и, может быть, грахах — тех самых, встречи с которыми мешку с картошкой вот точно не пережить. Марс мотнул головой: о своей шее позаботься, болван. С другой стороны, если парень пойдёт по его следам, можно сказать, что прежде Марс расчистит ему дорогу.
Как назло, дорога была чистой и без него. То ли патруль недавно проезжал, то ли караван какой, но даже короткое ущелье, поросшее корнем рванки, то самое, где и пираты устраивали засады, и кто только не, Марс миновал без происшествий. По всей видимости, это расслабило его, потому что через некоторое время он вдруг решил, что и по времени опережает свой график, и на закате попрохладнее идти будет, и в город лучше явиться ближе к ночи. Короче, Марс устроил привал в тени того самого старого и избитого временем рекламного щита, что служил добрым знаком усталым путникам последние лет сто. И хотя от рекламного щита до города идти было ещё порядочно, считалось, что дорога эта безопасна — уже не Пустошь.
Марс распотрошил свои припасы. В отличие от воды, еды он взял как раз, вяленого мяса оставалось чуть, но рассчитано было верно. Он мог и не есть до города, но всё же решил чего-то пожевать, сунул тонкую пластинку в рот и принялся наблюдать за солнцем.
Солнце медленно рыжело, тени удлинялись. Наконец, Марс различил одну, длинную и тёмную, ползущую по земле по той же дороге, которой час назад прошёл он сам.
Марс не шевельнулся. Мешок с картошкой прошёл мимо щита — и даже не заметил в тени человека. Марса это посмешило, он встал, быстро собрался и так же быстро нагнал идущего. Тот не слышал и не замечал, пока Марс не обогнал его. Сначала вздрогнул, но тут же обрадовался, окликнул и махнул рукой. Марс игнорировал, шёл быстро, старался вновь пробудить в себе чувство возмущения панибратским к себе отношением, но вместо этого почему-то испытывал приятное самодовольство. Как будто он всё-таки помог, лично привёл нескладного путника к воротам города, а по дороге ещё спас его от целой стаи голодных грахов.
Мешок с картошкой более не окликал его, но Марс чувствовал, что он идёт следом. И это отчего-то лишь усиливало его приятное самодовольство. И усиливало до тех пор, пока мешок вдруг неожиданно не догнал и не перегнал его. Марс так удивился, что сбавил скорость и посмотрел в спину идущему. Справедливости ради, тот всё-таки был длинным и худым. И прозвище "мешок с картошкой", когда он не сидел скрючившись, не подходило ему нисколько. Но Марс уже не хотел ничего менять. Он хотел, чтобы сидящий-парень-похожий-на-мешок-с-картошкой оставался мешком с картошкой, даже когда не сидел. А ещё лучше, чтобы он до скончания веков оставался всё-таки сидеть где-то позади, в прошлом.
Приятное самодовольство лопнуло, будто мыльный пузырь, недаром его так долго раздувало. Марс мрачно смерил взглядом удалявшуюся фигуру — и бросился её догонять. Догнал и перегнал. А потом они снова поменялись местами. И теперь это походило на какой-то сюрреалистичный бег наперегонки. Они перегнали друг друга ещё пару раз, и Марс всё никак в толк не мог взять, каким таким образом этот хиляк умудрялся держаться. Он как будто не выдыхался, двигался ровно, даже как-то плавно, словно бы без особых усилий, а так не должно было быть, если он всё это время шёл под солнцем, не устраивал привалы, может, даже не пил воды. Насчёт последнего Марс не был уверен. Рюкзака у хиляка не было. Но была лёгкая сумка, переброшенная через плечо и напоминавшая бурдюки столько раз помянутых за сегодня пиратов. Марс всё больше впадал в недоумение и злился на себя за это. Он не понимал, откуда мог взяться этот странный парень, с его странным поломанным средством передвижения, странной экипировкой. И его раздражало, что он вообще в принципе задаётся подобным вопросом. Да какая разница?
Но перегнать его всё-таки надо.
Марс поднажал — мешок с картошкой умудрился уйти далеко вперёд — и чуть ли не бегом пустился. Ух, длинноногий же, такие ноги впору бы запретить, однако Марс его всё-таки нагнал.
Солнце окончательно село. Марс перегнал соперника чуть ли не вприпрыжку и оглянулся на него, хотя вообще-то не хотел. Дорога делала здесь последний поворот, и Марс, победно ухмыльнувшись, ступил в пыль. Он мог срезать уголок, опередив мешок с картошкой ещё немного, поскольку тот, кажется, не понимал, что и не по дороге тоже можно пройти. Или, может, в данный момент не понимал не только этого.
Какое-то смутное подозрение закралось Марсу в голову, когда он обернулся. Взгляд у мешка с картошкой показался ему слишком пронзительным, что ли. Марс почти возмутился, догадываясь, в чём дело, и сделал неровный шаг, так что его сильнее повело в сторону от дороги.
Проницательный мешок с картошкой отреагировал мгновенно:
— Пщерникс! — вскрикнул он, подаваясь вперёд.
Словно в замедленной съёмке Марс увидел, как сгибаются в коленях и разгибаются длинные ноги, те самые, которые надо запретить. Как мешок прыгает навстречу, сшибает его, Марса, с ног, и они катятся по земле. Всё происходит слишком быстро, и Марс уже успел рефлекторно испугаться слову "пщерникс", но не успел среагировать, потому что под дозой, конечно, реагируешь быстрее.
Мягкая пыль расступилась в том месте, где Марс только что стоял. Пщерникс беспомощно щёлкал челюстями.
"Мерзкая тварь", — с отвращением подумал Марс.
Пщерниксы не были особо опасны для людей. Трусливые и на вид тщедушные, если, конечно, извлечь их наружу, они не умели гоняться за своей добычей и нападать на неё из-под земли в любом месте, но их коварства и десятка рядов загнутых крючьев, заменявших им зубы, хватало, чтобы выживать в Пустоши, просто устраивая засады.
"Довольно глупые", — мысленно простонал Марс, поскольку заметить ловушку пщерникса можно было невооружённым взглядом.
И было, пожалуй, с чего так убиваться. Его жизнь только что спас доходяжный наркоман, гулявший по Пустоши без снаряжения и даже не знавший, где находится ближайший город.
— Я не наркоман, — сказал тот вдруг, будто умел читать мысли.
Или просто физиономия Марса настолько красноречиво скривилась, что и читать-то ничего не нужно было. Он промычал что-то в ответ, на что спаситель его поморщился и, пользуясь тем, что они всё ещё лежали, пихнул ногой в бок:
— Ползи на дорогу быстро, — приказал он.
Вряд ли тут прятались другие пщерниксы, конкретно этот, уже закопавшийся обратно, сам по себе был какой-то отбитый. Ему решительно нечего было делать так близко к городу и рядом с дорогой. Всё происшествие было случайностью. Нелепой, до смешного глупой. Если бы не было его спасителя, то и спасать бы Марса было не от чего. Эта закольцованность могла взбесить кого угодно. Но с другой стороны, Марс повёл себя глупо, как ни крути. Их состязания в скорости существовали исключительно в его воображении, вряд ли обдолбанный мешок вообще задумывался о таком.
Впрочем, совета выбраться на дорогу Марс послушался. И понадеялся, что его, наконец, оставят наедине со своим позором, но не тут-то было. Прыткий наркоман сбивчиво заключил, что при наличии прочих доступных возможностей путешествовать в одиночку нехорошо, и сделал из этого вывод:
— Я пойду с тобой.
Марс скуксился, но теперь возражать не стал. Про себя лишь отметил, что хорошо бы никого из знакомых по дороге не встретить. Мир до омерзения тесен.
Глава 2
В конце концов, разобравшись с давешней посылкой, Марс снял комнату в гостинице, по старой пустошной традиции соседствующей с баром. Мешок-наркоман на входе в город куда-то запропастился, но нашёлся ближе к вечеру, чуть более уставший, но всё так же обдолбанный.
— Слушай, а ты кто такой-то вообще из себя?
Марс скрипнул зубами и промолчал. Он был обижен не то чтобы на своего нечаянного попутчика, сколько на себя самого, а это с ним случалось редко. Казалось, этот мешок с картошкой вдруг стал причиной всех бед Марса. По жизни. Всех-всех. Только хотя бы потому, что заставил ненадолго усомниться в себе.
— Ладно… окей. Я смотрю, ты не особо разговорчивый тип, да?
— Проницательно.
— Тогда начну с себя.
Как будто Марсу это было интересно.
— Меня зовут Натс. Я живу в норе под землёй. То есть как в норе. На самом деле это не нора. Просто… — тут парень будто бы смутился. — Просто нора вроде как бы звучит интереснее, да?
Марс склонил голову набок. Ему не было интересно. Ни капельки. Ни про нору, ни про что-либо ещё, если оно касалось его спутника. Он представился, только чтобы предотвратить как-то дальнейший прессинг информацией:
— Меня зовут Марс. Я живу нигде.
— Не может быть такого, чтобы человек нигде не жил, — возмутился Натс. — У каждого должен быть свой угол, иначе несолидно как-то. Так не живут.
Да что он знает про жизнь, возмутился про себя Марс. Он вообще в курсе, что на страну почти как полторы сотни лет назад сбросили ядерные бомбы?
Натс расстроенно сжимал руки в кулаки, а тут разжал их, и Марс заметил, что ногти у него пусть грязные, но ровные. Костяшки пальцев покрасневшие: значит, держал оружие или инструмент какой недавно. Но раньше этого, по всей видимости, не делал, потому как мозолей на пальцах не было. И зубы. Пускай жёлтые, зато все на месте. Подобным сокровищем редко кто похвастаться может. У самого Марса недоставало где-то пяти-шести коренных, причём в драке он потерял всего три из них. Остальные вырывал сам, и это не такие воспоминания, которые хочется возвращать в памяти.
— И что? — наконец спросил Марс.
Этот вопрос поставил Натса в тупик.
— Просто… — парень нервно забарабанил пальцами по поверхности стойки, за которой сидел, нахмурил брови, но тут же и расслабился, наклонился вперёд и заговорщически прошептал: — Ладно. Не суди, да не судим будешь. Ты знаешь, где-нибудь тут есть кофе? И почему всё пиво на вкус как моча?
Марс не нашёлся, что на это ответить, а потому, помолчав немного, перевёл тему:
— Куда собираешься дальше? — про себя понадеявшись, что ответ будет “куда угодно, только подальше от тебя”.
Но Натс пожал плечами:
— Не знаю. Куда-нибудь. Куда конкретно — без понятия. Сперва барахло своё починю, а потом… Ты ведь никуда не торопишься?
Марс медленно моргнул, прежде чем дать ответ:
— Поищу работу.
— Работу? — переспросил Натс. — Это же замечательно. Думаю, мы могли бы поискать её вместе. Я ведь тоже ищу. Или нет. Я бы мог нанять тебя, и тогда все проблемы разом как рукой снимет. Что скажешь?
“Сто гривен”, — чуть было не ляпнул Марс. Но как представил, что этот тип будет находиться рядом, всем своим видом напоминая о давешнем промахе, едва не обернувшимся летальным исходом...
— Я подумаю.
Натс улыбнулся с ненормальной весёлостью, и Марс, внутренне содрогаясь, решил покинуть его. Заплатил за ужин и поднялся на второй этаж.
Сон не шёл. То ли дело было в матрасе, то ли в белье, которое сперва было слишком холодным, а как согрелось, так начало распространять не самый приятный запах. Видно, нестиранное. То ли в соседе, который храпел через стену. На самом деле, конечно, в его, Марса, скомканных эмоциях.
Наутро Марс, не позавтракав, пошёл на рынок и заскочил к тому продавцу, которому вчера доставил детали, смутно надеясь, что найдётся ещё какая-нибудь посылка, с помощью которой можно будет наметить очертания дальнейшего маршрута. О Натсе он вроде и думать забыл. Всё изменилось, когда обдолбанный мешок с картошкой встретился Марсу на пути, да ещё и с той самой посылкой! Курьер был так ошарашен, что поздоровался первым.
— И ты не хворай. Ах, какое замечательное утро! Кажется, я даже угадал с городом, представляешь? Тут кое-где детали заказал для парилки. Сейчас починю наконец, и станет наполовину меньше проблем с… гм.
Почему-то первым делом Марс вспомнил ингаляторы, из которых распыляют винт. Как впоследствии выяснилось, он оказался не так уж далёк от истины.
— ...Так что, — как ни в чём не бывало продолжил Натс, — что там с моим предложением?
— Платишь триста и по рукам. Натурой не беру. Другим товаром... тоже.
— Хорошо, — легко согласился мешок, чем Марса почти возмутил, и тут же полез в сумку за деньгами. Марс осадил его, схватив за локоть:
— Погоди. Не тут же.
Натс беспомощно моргнул и догадался оглядеться по сторонам. Немногочисленные утренние покупатели и простые обыватели, привлечённые громким разговором, уже поглядывали в их сторону лениво-заинтересованными взглядами падальщиков. Благо, уже достаточно рассвело, чтобы за такой порыв сразу не грохнули.
— Вернёмся на базу. Там и рассчитаемся.
В комнате, которая досталась Натсу, было куда чище. Марсу предложили сесть на кровать, чем гость немедленно воспользовался; сам мешок с картошкой, что-то напевая себе под нос, разворошил свою небольшую сумку и принялся чинить загадочную “парилку”.
— И стоило возиться столько из-за какого-то ингалятора, — пренебрежительно высказался Марс, когда Натс добился успеха.
— Это не какой-то там ингалятор! — возмутился Натс, отодвигая стул, и нечаянно зацепил ремешок.
Лёгкая сумка, с которой — Марс только сейчас это понял — Натс не расставался ни на минуту, отлетела и шлёпнулась у кровати. Из сумки посыпались пробирки. Небьющиеся, блестящие, будто новенькие. В первую секунду Марсу подумалось, что вот они, наконец-то, наркотики, но таких он прежде никогда не видел. И сейчас не смог бы поручиться, что это действительно наркотики.
Натс ничуть не расстроился и полез собирать раскиданное добро. Одна из закупоренных склянок откатилась к ноге Марса. Он и не пошевелился, чтобы помочь, и Натс, прежде чем подобрать пробирку, щедро облапил его сапоги.
— Сейчас я тебе покажу! — всё так же весело сказал Натс. Но всё равно звучало как угроза.
Взяв коробочку, которую Марс сначала принял за ингалятор, Натс с ловкостью и быстротой фокусника открутил прозрачную крышечку, вытащил пробку из пробирки и перелил в крышку густую сиреневую жидкость. Теперь уже пустая пробирка снова полетела на пол, а сам Натс в это время уже прикрутил крышку обратно к коробочке и что-то там понажимал перед тем, как с едва слышным причмокиванием вдохнуть из коробочки.
— Между прочим, офигенная штука, — выпустив облако густого белого пара прямо Марсу в лицо, сообщил Натс.
— Лучше покажи мне деньги, — не впечатлился Марс.
Натс снова полез в сумку, так и не выпуская коробочку из одной руки и продолжая парить.
— Сто… двести… триста, — отсчитал Натс. Марс чуть было не пошутил старую как мир шутку-рифмовку, благо, фаллический символ в руках свежеиспечённого работодателя к тому располагал. Если до этого Марс и чувствовал какой-то укол совести в связи с тем, что спросил втридорога относительно своей обычной цены на сопроводительные услуги, то теперь понял, что мог бы и в пять раз больше стрясти. Дорога предстояла мучительная.
— Одно условие, — сказал наёмник перед тем, как взять злосчастные гривны.
— Какое? — Натс выдохнул через ноздри.
— При мне не парить, — сурово отрезал Марс, разгоняя дым.
Натс пробыл расстроенным совершенно рекордное время: почти двадцать шесть секунд. Но потом сказал:
— Окей.
И теперь расстроился Марс. Снова. Вопрос о излишне приподнятом настроении Натса так и остался на повестке дня. К нему прибавилось ещё и искреннее любопытство в отношении содержимого склянок.
И впрямь, наверное, наркотики, вечером того же дня думал Марс, с прищуром глядя на дорогу.
Он всё ждал, когда у Натса начнётся ломка, но этого почему-то не случалось. Как будто он и правда не был наркоманом. Марс хмурился на это. Он знал, как используют химию в Пустоши, не мог неверно интерпретировать то, что увидел по дороге в город. Вот только почему-то мысль, что Натс сам по себе может быть таким отбитым, нравилась Марсу ещё меньше, и поэтому он с упрямством беременного самца кллапа упёрся в первоначальную теорию, хотя и не находил ей пока что никаких прямых подтверждений.
Глава 3
Они вернулись к тому месту, где Натс оставил своё средство передвижения, на закате. И обнаружили, что от него не осталось и следа. Натс пытался разыскивать свою пропажу, а Марс флегматично ужинал, присев в тень огромного валуна, удачно расположившегося недалеко от дороги. Он считал, что и дураку понятно, чем грозит бросить в Пустоши триплоцикл (или что-то, похожее на него), даже если он и не на ходу. Но Натсу как будто понятно не было, так что какое-то время он рыскал по округе и искренне сетовал на то, что никак не мог перепутать место.
Стемнело. Марс щурился и смотрел на дорогу. Не смотрел на Натса и ничего не объяснял, пока он сам не бросил поиски и не присел рядом у валуна:
— Но что же мне теперь делать с купленными запчастями? — разводя руками спросил он у Марса.
Марс дёрнул плечом. Почём ему знать-то?
— Далеко идти пешком до гор? — продолжал спрашивать Натс. — Или нам вернуться в город и поискать автомастерскую?
Марс не выдержал и фыркнул.
— Я предпочту пешком, — подавив смешок, сообщил он.
— Всё-таки, куда же он мог деться?
— Угнали, — пояснил Марс. На случай, если это было недостаточно очевидно.
Натс потёр лоб:
— Он же даже не двигался. Зачем кому-то такой хлам?
— Для кого-то хлам, а для кого-то сокровища, — пожал плечами Марс.
Объяснение устроило Натса, и он пошёл дальше по дороге, и ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Этот новый горе-работодатель даже не озвучил своего решения. Просто позволил действиям говорить за себя.
Решение Марса вполне устроило. Он не особо любил ходить одним путём дважды. По крайней мере, дважды за короткий промежуток времени. Дважды Марсу хватило пройти мимо того места, где на него напал бешеный пщерникс, увеличивать эту цифру вдвое не хотелось совершенно.
Постыдные воспоминания заставили его продолжить попытки коммуницировать.
— Я бы сказал, что до гор дней девять. Может, больше, может, меньше, смотря как идти, — ответил он на ранее заданный вопрос. И добавил со всей возможной серьёзностью: — Зная, какой ты лихой ходок, склоняюсь ко второму.
Натс повернул голову к наёмнику и сперва удивился, широко раскрыл глаза. А потом рассмеялся:
— Извини. Я не думал, что...
— Тш-ш. Заткнись, — резко оборвал его Марс.
Вышло грубо. Грубее, чем было у него в голове, но Натс, по крайней мере, среагировал быстро и не стал задавать лишних вопросов, когда Марс вдруг потащил его с дороги за какой-то камень.
— Слышишь? Это вполне могут быть наши воры.
— Пустошные пираты? — уточнил Натс, освобождая руку из крепкой марсовой хватки.
Ну, молодец парень. Хотя бы такие очевидные вещи выучил. Марс даже начал полагать, что зря думал о Натсе так плохо с самого начала.
— Вроде того, — Марс потянулся, снимая со спины самодельную полуавтоматическую винтовку.
На самом деле он думал о людях плохо почти всегда. Это норма для деградировавшего общества. Кто не разбойник, тот вор, а кто не вор, тот, скорее всего, аферист. Даже у фермеров, людей, которые ведут наиболее честный образ жизни, как правило можно найти парочку скелетов в шкафах. Марс гадал, что такого страшного может быть в Натсе, этом юродивом.
Тот вглядывался вдаль, прищурившись:
— Слушай, там едет кто-то.
— А я о чём! — фыркнул на него Марс.
Он обычно стрелял первым, если доходило до всякой дегенератской швали.
— А вдруг они мирные? — зашептал Натс.
— Вот приблизятся и увидим...
— Марс, там человека три, не меньше!
— Ерунда.
Позднее он думал, что, наверное, стоило бы послушать Натса. По крайней мере, немного порассуждать о том, что подставит его под огонь. Обычно Марсу и впрямь не составляло труда срезать трёх человек так, чтобы они ничего не заметили, но в этот раз что-то пошло не так. Вероятно, из-за того же дурацкого мешка с картошкой, подвязавшего его на череду неудач. Завязалась перестрелка, и самое обидное было то, что у соперников даже огнестрела не было. Точнее, был пистолет помповый, самодельный, но его владельца Марсу как раз повезло грохнуть сразу.
У оставшихся двух были длинный лук и короткий арбалет. Марс не мог избавиться от ощущения, что целятся эти утырки по коленям. Это не лишено смысла, думал он, потому как со стрелой в ноге далеко не убежишь. По крайней мере, одному из пиратов удалось попасть Марсу в бедро. Он даже не сразу понял, как именно это произошло. Вроде как слышал, что Натс что-то крикнул, как он это обычно делает, но не придал этому значения. Принимая во внимание эпизод с пщерниксом, возможно, зря — не сделал этого сразу. Только потом, когда с подонками было покончено, обнаружил, что липкое и тёплое стекает по внутренней стороне бедра.
— Я сам! — говорил Марс, когда Натс попытался помочь ему с перевязками.
— Не тупи, — говорил Марс, когда Натс настаивал сделать привал. — Я прекрасно себя чувствую.
Голова, правда, болела немного, но Марс решил не акцентировать на этом особого внимания. Списал на жару и потерю крови. Обычно на нём всё заживало как на собаке. Этот случай не должен был стать исключением из правил, но рядом был Натс. В компании кого-то сдохнуть всегда проще, чем одному, так Марс всегда считал.
Кто-то звал его. Громко и настойчиво. Он даже не сразу понял, что лежит на спине, и кто-то пытается привести его в чувство, бьёт по щекам.
Очнулся Марс уже когда рассвело.
— Доброе утро, — поприветствовал его Натс. Несмотря на угрюмый тон, он совсем не злился и смотрел даже как-то обеспокоенно.
Марс грязно выругался. Его работодатель рассмеялся:
— Кажется, ты уже в порядке? Хорошо.
— Что за?.. — Марс сел и проглотил подступивший к горлу ком со вкусом рвоты. По инерции нащупал оружие. Ничего не пропало.
Лежал Марс не просто на земле, а на спальном мешке. Удивительно, что Натсу хватило сил его уложить. Хотя с его-то запасом веществ, наверное…
В рассеянном свете начинающегося дня тот выглядел осунувшимся и даже каким-то старым:
— На стрелах был яд.
— Чёрт, — заключил Марс. — Извини. Я не думал.
— Оно и видно, — хохотнул Натс. — Вот, держи. Выпей это.
И протянул пластиковую мензурку с какой-то зеленоватой жидкостью, похожей на бульон, сваренный на мясе радиоактивной трески.
— Пахнет отстойно, — признался Марс.
— Зато полезно! — резонно отозвался Натс.
— Что это хотя бы?
— Если я скажу, то обещай не выливать это на меня.
Тут в голову Марса закралось нехорошее подозрение, но он знал, что если не согласится, то так и останется в неведении.
— Ладно. Просвети меня.
— Это рванка. Корень, если быть точнее, — вздохнул Натс.
— Ты что, совсем дурной?! — возмутился Марс. — Я не стану это пить! Корень рванки ядовит, это даже ребёнок знает.
Натс пожал плечами:
— Я обрабатывал твою рану таким же настоем. Ну, почти таким же. Если ваши дети чего-то не знают о свойствах корня, это ещё ничего не значит.
Марс аж посинел от страха. Он вскочил на ноги и с ужасом уставился себе в трусы, ожидая увидеть там как минимум отросшие щупальца, или ещё чего похуже, даже фантазии не хватало представить, что именно. Но там, кажется, всё было в порядке, и Марс осоловело перевёл взгляд на Натса, который, тоже поднявшись, смотрел на него в упор — и с подозрением. Марс покраснел и спрятал руки за спину. Детский рефлекторный жест лишь добавил комичности ситуации, так что Натс поспешил несколько театрально кашлянуть и отвести взгляд:
— Сам посуди. Если бы я хотел тебя убить и забрать все деньги — которые, между прочим, я же тебе и отдал! — то сделал бы это при нашей первой встрече.
— Ой ли? — у Марса снова закружилась голова, поэтому он сел на место и потёр виски. Стало немного легче. — Мне было куда легче прострелить тебе башку. Ты меня даже не заметил!
— А вот и заметил! — надулся Натс, яростно посмотрел на наёмника и замахал руками. Тут уже настала его очередь смеяться над инфантильным поведением спутника.
— Ладно, допустим, и впрямь заметил. Ты… я… — взгляд Марса рассеянно блуждал по фигуре Натса, останавливаясь то на ладонях, упёртых в бока, то на ямочке под нижней губой. — Я даже не поблагодарил тебя за то, что ты меня спасаешь всё время. Так вот, спасибо.
Вышло, как надо. Натс сначала удивился, потом растрогался и тоже сел.
— Ничего такого. Любой на моём месте поступил бы точно так же, чел.
— Нет, не любой, — серьёзно возразил Марс. — Ты не представляешь даже, сколько кругом мудаков.
Натс открыл было рот, чтобы возразить, но завис, закрыл рот и замолчал. Марс подумал, что на сегодня с него, видимо, достаточно разговоров, но не тут-то было.
— Расскажи мне сказку, — неожиданно попросил Натс. Может, хотел задавить неприятное ощущение от заявления про мудаков.
— Сказку, говоришь, — Марс задумался, знает ли он вообще какие-либо сказки, и вспомнил одну легенду, в правдивости которой с каждым годом всё больше сомневались. — Во времена сиреневой лихорадки, когда третья волна захлестнула северо-запад, а местные почти потеряли надежду на будущее, появился некто, кого позже стали называть Знахарем-из-пещеры. Этот знахарь являл собой человека той редкой породы, что не ищет денег и славы. Он занимался изучением изменившейся под действием радиации флоры и фауны и никогда не оставался в одном месте надолго, но везде, куда бы ни шёл, помогал людям и ничего взамен не просил. Он с радостью делился с другими своими знаниями, но даже не сообщал ни своего имени, ни куда держит путь. От племён, которых он излечил от сиреневой лихорадки, о нём было известно единственно лишь то, что пришёл он к ним из пещер, где сам пережил в своё время вторую волну болезни. Но где эти пещеры находятся и реальны ли они, никто так и не узнал. Одни считали его посланником Богов, другие не верили в его бескорыстие и не пускали в свой дом, а третьи просто рассказывали о нём истории, хотя никогда в жизни его не встречали. В какой-то момент вести об этом человеке перестали появляться, и теперь никто не может точно сказать, существовал ли он вообще.
— А ты как думаешь? — Натс подтянул колени к груди и обхватил их руками.
— Легенды не появляются на пустом месте, — туманно ответил Марс. — Эпидемия имела место быть после войны, это правда. Но сведения о том, как же всё-таки удалось её купировать, разнятся.
Теперь, когда Марс озвучил эту версию, она даже показалась ему весьма интересной. Но Натс сказал:
— Чудо не может исцелить болезнь, это же очевидно. Но знаешь, для сказки неплохо.
И это было вполне логично.
— Чем умничать тут, — фыркнул на него Марс, — лучше бы спать ложился. Я же вижу, не спал совсем.
— А как же твоя рана? — Натс нахмурил брови.
— Чувствую себя нормально. Что-то произойдёт — разбужу.
Натс скрестил руки на груди, но всё же принял горизонтальное положение и закрыл глаза. Через какое-то время выражение лица его разгладилось, дыхание выровнялось, и Марс наконец решился посмотреть на Натса не боковым зрением.
До того Марсу казалось, что его работодатель младше лет на шесть, но тут понял, что они, наверное, всё же ровесники, или около того.
Просто Натсу, видимо, больше повезло с окружением. Покажи своих друзей, и я скажу, кто ты. Так, кажется, говорили?
Натс улыбался даже во сне.
— Кажется, это я тебе доплатить должен был, чтобы ты… ну… взял меня с собой, — тихо сказал Марс.
Глава 4
— Какие люди! — прозвучал вдалеке знакомый голос.
Марс обернулся, чтобы убедиться, не ошибся ли — но с востока к ним действительно приближалась Баунти на пиратском триплоцикле. Марс не был уверен, рад ли он этой случайной встрече, просто потому, что возвращаться к прошлому он не любил, а с бывшей девушкой (той самой, которую Марс вспоминал давеча, когда ещё только встретил Натса) было связано слишком много всего. Настолько много, что всей радиации не хватит, чтобы выжечь это из памяти. Всё-таки, она была его девушкой дольше всех остальных, да и в силу её работы им случалось видеться даже после расставания.
Но, к его крайнему удивлению, она первый делом крепко обняла Натса, который в свою очередь просто обнял её в ответ.
— Баунти! — он приветливо улыбнулся, как только она отошла на пару шагов назад. — Не думал, что ещё когда-нибудь тебя увижу. Ты же собиралась отправиться на север?
— Планы меняются, а север от меня никуда не денется, — она театральным движением поправила волосы и хитро прищурилась. — Что тебя заставило вылезти из той дыры?
— Решил последовать твоему совету и мир посмотреть, — Натс рассмеялся.
Марс даже немного растерялся — они вели себя так, будто не просто знали друг друга всю жизнь, но ещё и общались пару раз в неделю за пивом. Баунти, конечно, действительно была в курсе всего, и знала стольких людей, скольких на памяти Марса не знал больше никто — профессия обязывала. Формально Баунти, как и сам Марс когда-то, числилась курьером в единственной уцелевшей службе доставки на северо-востоке. Что до профессии неформальной, так это лучше вообще вслух не озвучивать.
Да и Натс, если задуматься, ко всем относился чересчур открыто и приветливо.
Взыгравшееся любопытство вкупе с недовольством от того, что про него они вовсе забыли, заставило Марса громко кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание.
— Ах да, привет, Марс, — всё-таки поздоровалась Баунти, после чего спросила у Натса прежним тоном, как будто Марса рядом не было: — Это ж как тебя угораздило с ним познакомиться?
— О, так вы знакомы? — Натс, кажется, воодушевился ещё больше обычного. — На самом деле, это такая история...
— Да, мы знакомы, — перебил Марс Натса, понимая, что если не остановить его сразу, то он выложит Баунти всё в подробностях, так что лучше бы сразу сменить тему: — Но мне больше интересно, откуда вы друг друга знаете?
Баунти выразительно приподняла бровь, слегка наклонив голову, но ударяться в рассказы об их совместном прошлом не стала, и Марс был ей за это благодарен.
— Всё просто и банально, дорогой. Однажды дела завели меня в Ядро. Я не планировала задерживаться. Куча людей, радиация, все дела... Но порой всякая зараза и ко мне липнет. Натс там жил в это время, помогал местному эскулапу. Я зарулила за медикаментами, а твой новый товарищ как раз и заметил, что мне нездоровится, и если бы он этого не сделал, я бы сейчас здесь не стояла. В общем, мне пришлось пожить там пару месяцев, так что мы успели подружиться. Про мои дела тебе знать не следует, так что в подробности не буду вдаваться. Марс, лапушка, может, всё-таки утолишь моё любопытство, вы...? — она не стала заканчивать фразу, лишь ухмыльнулась и с красноречивым намёком посмотрела сначала на него, потом на Натса, и снова на него.
— Он меня нанял, — резко ответил ей Марс, может быть, даже слишком резко.
Баунти рассмеялась, покачала головой и обратилась к Натсу с заговорщицким видом: — Я тебя потом как-нибудь найду, и ты поделишься со мной историей вашего знакомства по секрету, договорились?
— Я буду очень рад снова тебя встретить! Конечно! — Натс так интенсивно закивал головой, что Марс на секунду подумал, что она у него отвалится.
К сожалению, не отвалилась.
— Вот и чудненько! Ну а пока, мальчики, я поеду вперёд. Дела-дела, совсем с вами выбилась из графика, чао! — Баунти послала им с двух рук воздушные поцелуи, включила триплоцикл и поехала вперёд.
Марс молча смотрел, как развевались её густые тёмные волосы на ветру, пока она не уехала слишком далеко от них.
— Я думаю, что вы раньше встречались, — ляпнул Натс, поправляя ремень своей сумки, и Марс в который раз задался вопросом, почему он вообще до сих пор куда-то с ним идёт.
— Не твоё дело, — буркнул Марс.
— Точно встречались, — Натс пожал плечами и, присвистывая, первым двинулся дальше, спустя дюжину шагов обернулся: — Ну, ты идёшь?
Марс фыркнул, стиснул зубы и поплёлся следом:
— Ты жил в Ядре, — проворчал через какое-то время. — Всё понятно с Баунти, её-то постоянно в какую-то задницу тащит. Но ты!
Ядром называли одно из поселений, обустроенных на останках гигантского грузового самолёта, застрявшего в каньоне, а также в пещерах по обе его стороны. Говорили, упал авиалайнер в тот же день, когда началась ядерная война, и это, в принципе, логично. Жизнь там была тем ещё экстримом, даже если не брать в расчёт остаточную радиацию от топлива.
— Между прочим, люди там хорошие и добрые, — мечтательно улыбнулся Натс.
— Тьфу на тебя.
— На тебя тьфу!
Марс только отмахнулся.
Сам он в Ядре никогда не бывал. Слухи, доходившие до него, были достаточно зловещими, но недостаточно удивительными, чтобы заинтересовать потенциального туриста. Да что уж там, истинная причина того, почему Марс сторонился этого злачного места, была куда прозаичней. Только Марс не желал признаваться в этом даже самому себе.
С каждым днём эта проблема становилась, на самом деле, всё более актуальной. Они с Натсом двигались к горам. А там, где горы, там и высота.
Высоты Марс боялся до чёртиков. Как представлял, что земля уходит из-под ног, а там дальше — километры свободного падения, так сразу не по себе становилось.
Чего уж говорить, Натса это делало в его глазах своего рода героем.
Слишком много крутости для одного мешка с картошкой, думал Марс.
Шёл третий день совместного путешествия.
Глава 5
За последние годы Марс привык считать, что отбитые воины радия все передохли в своей нелепой вере попасть в Вархейвен, но, как оказалось, зря, потому что один из них стремительно пронёсся мимо них на своём собранном из мусора байке, подняв шлейф пыли и песка. Натс обернулся ему вслед с выражением крайней заинтересованности на лице, и Марс немедленно уверился в том, что ничем хорошим это не кончится.
Хотя бы потому, что эти утырки никогда не могли просто проехать мимо.
— Какой дивный день! — утырок развернулся и резко затормозил всего в паре метров от них.
Марс интуитивно достал из кобуры пистолет; кашляющий Натс это заметил и тут же крикнул:
— Эй-эй-эй, зачем так сразу?
Пыль улеглась, и утырок на мусорном байке примирительно поднял руки вверх. Выглядел он неважно: кожа оголённого торса, покрытого замысловатым шрамированием, обгорела под палящим солнцем и заметно шелушилась, что неудивительно — из одежды на нём были лишь грязно-серые штаны да тяжелые ботинки. Губы потрескались, серебристая краска, которую воины наносили себе на лицо по поводу и без, размазалась разводами, так же, как и чёрная вокруг глаз, заметная даже через защитные очки.
— Я помогу ему попасть в этот их желанный Вархейвен, и дело с концом, — Марс угрожающе поднял пистолет, и нажать на спусковой крючок ему мешало лишь то, что Натс почти повис на его руке, а тратить пули зря не хотелось.
— Чуваки, чуваки, давайте без этого! У меня жена беременная! — замахал руками утырок.
Только теперь Марс обратил внимание, что за его спиной на байке сидела девица. Она тоже была одета явно не для этих мест, да и Марс сомневался, что некогда белые простыни, повязанные вокруг тела, можно было считать одеждой. Стряхнув пыль с зелёно-синих волос, она сняла свои защитные очки и протянула в их сторону руку.
— Я — Мамба, этот самоубийца — Старбёрст, и мы тут немного заблудились, — она улыбнулась, и Натс тут же пожал ей руку.
— Меня зовут Натс, а этот угрюмый головорез — Марс, приятно познакомиться!
Он явно радовался встрече с новыми прикольными чуваками, которыми они ему наверняка казались. Марс закатил глаза и убрал пистолет. Впрочем, расслабляться не спешил. Насколько он знал, жён у воинов радия быть не может, так что этот конкретный утырок мог быть не опасен. А мог и не быть.
— Что вы вообще здесь забыли? — довольно грубо поинтересовался Марс, пытаясь припомнить всё, что он знал про этих сумасшедших. Раньше они часто бывали в Пустоши, но ходили слухи, что родом они из тех мест, где ещё были приличные запасы чистой воды. То есть, по-настоящему чистой (в то, что такая бывает, Марс не верил, даже когда ему было пять лет).
— Ну мы сбежали из Равелина лет пять назад. Или семь? — начал рассказывать Старбёрст.
— От шести до восьми, — подтвердила Мамба.
— Потому что, ну, она типа была наложницей Бессмертного Восгеза, а я только стал Воином, её похитили, была погоня, я почти попал в Вархейвен, но короче в результате мы решили сбежать и не возвращаться.
— Равелин действительно существует? — удивился Натс, рассматривая их во все глаза.
— А почему нет? — Мамба фыркнула, устраивая голову на плече у Старбёрста, прежде чем продолжить. — В общем, пока мы тут скитались туда-сюда, немного забыли, где он находится.
— До нас пару месяцев назад дошли слухи, что Бессмертного Восгеза убили, и теперь там другие порядки, так что одна чувиха, которая спасла Мамбу, посоветовала нам туда вернуться.
— Стоп, что ещё за чувиха? — Марс недоверчиво уставился на утырка. Натс явно не заморачивался с фильтрацией поступающей информации, а Марсу весь этот рассказ казался подозрительным.
— Её вроде Комильфо зовут, только благодаря ей моя любовь ещё жива и даже здорова, — Старбёрст чмокнул Мамбу в щёку, размазывая краску по лицу ещё больше. — В общем-то, мы просто хотели спросить, не знаете ли вы, как туда доехать. В Равелин, в смысле.
— Но вы, видно, не в курсе, так что в какую сторону на востоке будет ближайший город? — добавила Мамба.
— По этой дороге где-то через полдня пути будет поворот, и там ещё через день по прямой, — ответил Натс после небольшой паузы. — И раз уж всё так сложилось, не подскажете, где нам найти вашу спасительницу?
— Разумеется! — как-то излишне воодушевлённо воскликнул Старбёрст. — Видите горы? Вон там у их основания есть город, мы нашли её там. Двигайтесь по дороге, здесь полдня пути до развилки. На развилке — направо.
— Большое спасибо, — с неожиданной серьёзностью поблагодарил Натс, после чего пожал Старбёрсту руку.
Утырок и его жена натянули защитные очки на глаза и с криком: «Какой дивный день!» — так же резко стартанули с места, как подъехали к ним.
Когда пыль дороги снова улеглась, Марс с неодобрением посмотрел на Натса.
— И ты им веришь?
— А почему нет? — с искренним недоумением поинтересовался Натс.
Марс молча прикрыл лицо ладонью.
Первым, что бросалось в глаза ещё на подходе к городу, были кактусы. После войны эти колючие столбы росли повсюду, но около гор? Справедливости ради, действительно крупных кактусов было немного, но стоило подойти поближе, как стало заметно — они были огорожены заборчиком. Таким низеньким, чисто декоративным, но заборчиком!
Марс на своём веку видел всякое, но вот плантацию кактусов — в первый раз. А это была действительно плантация, потому что маленьких и средних растений здесь было уже больше, они словно были собраны со всех концов страны, так что невольно Марс задавался вопросом — это ж кем надо быть, чтобы так заморочиться?
Ответ не заставил себя долго ждать — нужно было быть странноватого вида подростком.
Пацану на вид было лет пятнадцать, и он сосредоточенно наливал через специальное приспособление кактусовый сок в бутылку, пока не заметил их приближение.
— О, здрасьте! Вы как раз вовремя, первыми зацените новый рецепт, улётная будет штука, отвечаю, — пацан едва заметно картавил, и при ближайшем рассмотрении оказалось, что глаза у него разных цветов, левый карий, а правый — зелёный.
— Привет! — Натс, как обычно, был полон энтузиазма. — Что за рецепт?
Марс искренне надеялся, что они шли в такую даль к горам не ради этих чертовых кактусов.
— Новая настойка, я добавил выжимку из цветков эпифиллума, и получилось зашибенно! И главное, без похмелья, — пацан явно был горд собой, что не прибавляло Марсу уверенности в целесообразности общения с ним.
— Ты вообще кто такой? — поинтересовался он, прежде чем Натс начал бы расспрашивать его о кактусовых настойках (в том, что он стал бы, Марс не сомневался).
— Так вы не ко мне, что ли? — пацан явно разочаровался. Но оставался разочарованным секунд десять, не больше, после чего встал в позу и с ещё большей гордостью представился: — Я — Несквик, кактусовый барон!
В первый момент Марс опешил от пафоса и серьёзности, с которыми это было сказано, а потом не смог сдержаться и рассмеялся от души. Самопровозглашённый кактусовый барон надулся, а Натс чувствительно пихнул Марса локтём в бок, чтобы он прекратил.
— Не обращай на него внимания, Несквик. Кстати, приятно познакомиться, меня зовут Натс, и да, мы не к тебе. Но настойку попробуем обязательно.
— Так а зачем вы тогда здесь?
— Мы ищем Комильфо, — сообщил Натс.
— Тогда вам чертовски повезло, чуваки, вы обратились по адресу! Я вас отведу, погнали, — Несквик что-то сделал с кактусом, у которого стоял, так что сок из него перестал течь, и, махнув рукой, повёл их за собой в город.
— И это тебе подозрительным не кажется? — тихо спросил у Натса Марс.
— Ты слишком плохо думаешь о людях, — тот фыркнул, но, поравнявшись с Несквиком, всё-таки спросил у него: — А каким образом ты с ней знаком?
— Всё очень просто, она — моя мама.
Натс глянул на Марса с выражением лица: “Я же говорил!” Марс предпочёл промолчать, тем более, что всю дорогу через город кактусовый барон Несквик без передышки трепался о своих лучших настойках на всём континенте. Лишь один раз Марс, ведомый любопытством, перебил его и спросил:
— Лет-то тебе сколько, барон?
— В этом году будет восемнадцать, — Несквик гордо задрал нос.
“Куда катится мир,” — подумал Марс.
Комильфо не оказалось там, куда вёл их Несквик. Вместо неё из добротного домика, что приютился у окраины городка, навстречу гостям вышла красотка, которую Несквик представил, как Виспу:
— А где ма? — крикнул он, махнув ей рукой.
Виспа отбросила тяжёлую светлую косу за спину и ослепительно улыбнулась Марсу и Натсу.
— Был бы я лет на пятнадцать старше, влюбился бы окончательно и бесповоротно, — тыча Марса в бок и агрессивно подмигивая ему, сообщил Натс.
Марс подобрал челюсть и почувствовал какой-то неприятный укол, похожий на ревность. Больше челюсть у него не падала, даже несмотря на то, что Виспа подошла к ним, круто вильнув бедром, отчего Несквик принялся настойчиво смотреть куда-то в сторону и насвистывать при этом под нос какую-то песенку.
— Прекрасная незнакомка! — обрадованно воскликнул Натс, с театральной манерностью подходя к ней и целуя ей руку. — А мы явились сюда с целью нанести визит госпоже Комильфо.
Виспа мило рассмеялась, прикрывая улыбку ладонью.
— Мими в горы ушла, — сообщила она. — Зайдёте в дом?
"Мими" — проворчал Марс себе под нос. В последнее время его не покидало ощущение, что они путешествуют вовсе не по жестоким пустошам постапокалиптического мира, а по какой-то стране эльфов. Никогда прежде он не встречал в своей жизни столько улыбчивых людей, не пытавшихся его убить, обмануть или хотя бы обокрасть. А всё этот блаженный полудурок Натс. Кто знает, может, на самом деле Марс ещё в городе просто нанюхался того пару, что Натс раскуривал, а теперь у него глюки. И на всю жизнь глюки — и кто знает, что на самом деле происходит вокруг.
Он хмурился и молчал всю дорогу до гор. Но когда они ступили на горную тропу, вдруг скинул с себя отрешённость и посмотрел на Натса так, будто видел его впервые в жизни:
— А куда мы идём? — неуверенно спросил он, косясь на уходившую вверх тропу.
Натс недоумённо посмотрел на него:
— Вперёд.
Марс вздохнул и стиснул зубы.
Глава 6
Несквик не пошёл с ними, да и вообще предлагал остаться и ждать Комильфо в городе, потому что в горы она могла уйти на двое-трое суток.
— Да и как вы будете её там искать? — недоумевал Несквик. — Это же горы. Туда никто, кроме неё не ходит. Ну, может, ещё шаманы из тех племён одичалых, что с той стороны.
Но у Натса будто загорелось в одном месте. И Несквик показал ему примерное направление. Марс стискивал зубы и даже жмурился, пока они поднимались по горной тропе, почти не смотрел, куда они идут, предпочитая считать камни под ногами, но Натс как будто перестал замечать наёмника. Он вёл его за собой, лишь изредка помахивая рукой и окликая, если тот уж совсем отставал и почти пропадал из виду.
— И куда ты несёшься, — бубнил себе под нос Марс, почти потеряв счёт времени и не желая "прибавлять ходу", как того хотел Натс.
— Да сюда же! — словно ответил ему тот, хотя не мог слышать, слишком увлечённо он бегал туда-сюда, изучая местность.
Натс схватил его обеими ладонями за запястье и нетерпеливо потянул за собой, а потом Марс не понял, как это получилось, но они оказались в пещере. То ли вход был замаскирован, то ли и маскировать в такой местности ничего было не нужно, Марс бы точно не попал сюда, если бы не Натс. До чего уж там, сейчас он не смог бы поручиться и за то, что найдёт обратную дорогу. Однако закрытое пространство подействовало на него успокаивающе. Теперь, оглянувшись назад, он больше не мог увидеть тропу, бегущую под уклон к подножию горы. И на раскинувшиеся просторы смотреть было не нужно. Марс прислонился к стене и попытался отдышаться, только сейчас поняв, как сильно у него колотиться сердце.
Натс нетерпеливо сновал по пещере.
— Она длинная! Я знал! Я помнил! — заявил он, после чего извлёк из своей волшебной сумки маленький необычный фонарь, который неожиданно ярко осветил нутро пещеры.
Стало понятно, что Натс не ошибается. Пещера и правда вела куда-то вглубь горы. И Натсу явно не терпелось бежать именно туда.
Против этого возражений у Марса почти не нашлось — по крайней мере, по сравнению с тем, что он чувствовал снаружи. Здесь хотя бы нельзя было сверзиться с сумасшедшей высоты, под ногами был почти горизонтальный пол, а над головой — твёрдый свод. И никаких тебе видов, простирающихся на сотни километров во все стороны.
Натс каким-то образом умудрился развеять все его надежды на то, что опасаться больше нечего:
— Нам вниз!
— В какой ещё низ? — оторопел Марс и понял, что они вышли в подземный грот, судя по звукам, довольно просторный. Где-то внизу шумела вода.
— Здесь вдоль стены спуск, он довольно ровный. Вроде бы. Не свались, вода холодная.
Свет фонарика осветил тропочку. Слева высилась скала, а справа… справа была темнота. И темнота эта означала пустоту. Пустоту и высоту, которых даже нельзя было увидеть, так что нельзя было даже понять, как долго падать. Марс понял это задним числом, уже ступив на тропу — и его обуял такой ужас, что он тут же оступился, подвернул ногу и с жутким воплем полетел вниз. Натс даже руку протянуть не успел, чтобы хотя бы цапнуть его за край одежды.
— А-а-а-а-а!!! — орал Марс, бултыхаясь в ледяной воде.
— Эй, Марс, эй, ты в порядке? Чего орёшь? Чего застрял? Плыви ко мне, на свет плыви, ты же умеешь плавать?
Голос Натса даже не казался встревоженным. Вусмерть разобидевшийся, стуча зубами, Марс погрёб на свет. Долго плыть не пришлось. Натс ухватил его за плечи и помог выбраться из воды. Справедливости ради, падал Марс тоже не слишком долго. Он запомнил лишь мгновение чёрной пустоты, а затем — короткий бултых и ледяную воду, сомкнувшуюся над головой. От испуга он даже не почувствовал холода тогда, но едва выбрался на шершавый камень, понял, что непроизвольная дрожь сотрясает тело.
— Чёрт, — выругался Натс, снова обхватывая запястье Марса обеими руками, — нам надо в тот проход! Быстрее!
Он потащил Марса за собой, но тот буксовал. Мокрый рюкзак за спиной сковывал движения. Как вообще Марс умудрился выплыть с таким грузом из холодной воды? Наверное, лишь благодаря тому, что часть припасов осталась в городе, под присмотром Виспы и Несквика. Сам Марс никогда в жизни не сделал бы так, но Натс едва ли не приказал "отправляться налегке" — и Марс почему-то послушался.
Однако времени на то, чтобы возносить хвалы провидению и дальновидности неприспособленного к жизни мешка с картошкой, не было. Что-то визжащее противное и наверняка смертельно опасное, спикировало Марсу прямо на голову и ударило его по лицу кожистыми крыльями.
Витроверны, понял Марс. Ему никогда прежде не приходилось с ними встречаться, потому что жили они в горах. А Марс не бывал в горах. Никогда. Он лишь знал, что они ненормально агрессивны и ядовиты. Рефлекторно потянулся за оружием и вспомнил, что оно промокло.
— Не стреляй, — тащил его Натс, видно, забывший, что Марс только что купался в подгорном озере, — другие слетятся.
Марс и сам передумал прежде, чем Натс это сказал. Но у него ещё был с собой нож, хотя им он пользовался редко. Впрочем, сейчас выбирать не приходилось. Марс принялся размахивать ножом и, видимо, ранил нахальную тварь, потому что та отпрянула с болезненным писком. Ей вторил Натс — на него напали ещё две витроверны.
Это было опасно. От себя отгонять витроверну казалось сподручнее, ощупью, ведь он её чувствовал, а как тыкать ножом в Натса, Марс не знал. Поэтому он просто рванул вперёд, принимая Натса в свои массивные объятия и сметая всё на своём пути, и они буквально ввалились в тот самый проход, о котором говорил Натс ранее. Точнее, втиснулись. Витроверн раскидало в обе стороны, так что они, наверное, ещё долго переворачивались в воздухе. По крайней мере, не преследовали.
— Ты как? — испуганно спросил Марс, слезая с Натса и помогая ему подняться.
Тот ощупал себя и посветил фонариком Марсу прямо в лицо:
— Порядок.
— Отлично, — серьёзно кивнул Марс — и немедленно грохнулся в обморок.


@темы: Команда Марс/Натс


Начать сначала?
Автор: Mars x Nuts
Бета: Mars x Nuts
Размер: драббл, ~750 слов
Пейринг/Персонажи: Марс/Натс
Категория: слэш
Жанр: ER, ангст, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Натс стучит пальцами по клавишам, напряжённо всматриваясь в строчки кода, пытается найти брешь в защите, обойти её, выиграть ещё немного времени, пока Марс рядом лежит без сознания.
Примечание/Предупреждения: антиутопия!АУ, отсылки к фильму "Грань Будущего", написано в настоящем времени.

Они ходили по краю лезвия слишком долго, чтобы оставаться незамеченными, — и именно Марс первым попал под удар. Натс не знает, когда именно они прокололись, но чувствует вину за то, что не смог вовремя распознать опасность, что не предупредил, что теперь катастрофически не успевает спасти его.
Пульс так зашкаливает, что Натс буквально чувствует чип, вживлённый в запястье под кожу. До боли стискивает зубы, белые строки безразлично бегут по экрану, и взломать сейчас Центральную Сеть кажется единственно верным решением, хотя они к этому не готовы.
— Эй, Натс, — раздаётся хрипловатый голос за спиной, так что он вздрагивает, задерживает дыхание перед тем, как обернуться.
Марс смотрит на него, потирая своё левое запястье.
— Я всё сделаю, — говорит Натс сквозь зубы, боится дать противоречивым эмоциям захлестнуть себя с головой. Если он поддастся панике, которую игнорирует последние пару часов, то они потеряют последний шанс на спасение.
Если этот шанс на спасение у них ещё есть.
— Мы не в Матрице, — Марс качает головой, пытается сесть, но тщетно — у снотворного, которое ему подмешали, после пробуждения наблюдается лёгкий паралитический эффект. — Даже если ты хакнешь сейчас Центральную Сеть, это нас не спасёт.
— Не говори так, — у Натса дрожит голос против его воли. — Через ЦС я смогу перепрошить наши чипы, и мы успеем сбежать.
— Каратели будут здесь раньше, — выдыхает Марс с горечью и просит: — Брось это. Я не хочу запомнить тебя таким.
— Системы безопасности я тоже перенастрою, так что Каратели не смогут пройти в здание, — Натс продолжает упорствовать в своём решении, хотя глаза уже слезятся от стен мелкого текста на экране ноутбука, не предназначенного для взлома Единой Системы Управления и Контроля.
Натс не хочет верить, что они обречены на провал. Снова.
— Ты не виноват, — Марс говорит то, что Натс совсем не хочет слышать. — Мы впервые продвинулись так далеко. И ты знаешь, что мы просто начнём...
— Нет! — Натс прекращает стучать по клавишам и оборачивается к Марсу всем телом. — Мы так близки к цели, мы не должны останавливаться сейчас.
— Ты лучше меня знаешь, что другого выхода нет. Мы просто вернёмся и начнём сначала, — Марс всё-таки приподнимается на локтях, говорит ровно и смотрит пристально, будто всё понимает.
Но он не знает, каково это — раз за разом смотреть, как умирает тот, без кого уже не представляешь собственной жизни. Раз за разом встречаться с ним снова, когда он ничего о тебе не помнит. Раз за разом проживать одну и ту же последовательность выверенных действий, похожую на затянувшийся день сурка.
— Я не смогу, — Натс дрожит, закрывает глаза и медленно дышит. — Не смогу пережить это снова. Не смогу опять видеть тебя отстранённым, подчинённым системе. Мы зашли слишком далеко, Марс. Я не...
Натс затихает и опускает голову, сжимает руки в кулаки, слышит, как вдалеке уже воют сирены. Бросает взгляд на программный код, но чуда не случается, защита Центральной Сети работает исправно, а мощностей старого железа не хватает.
Из-за него и его уверенности в успехе в последнее время они снова погибнут.
— Натс, посмотри на меня, — как может мягко просит Марс, и Натс смотрит сквозь стёкла очков. — Может быть, я не помню все твои попытки, а только эту, последнюю, но я тебя знаю. Ты всё сможешь, и в следующий раз всё получится.
— Ты всегда так говоришь, — Натс горько усмехается, помогает Марсу сесть, обнимает его, упирается лбом в плечо. — И я каждый раз возвращаюсь к началу один.
— Если бы я мог, я бы вернулся вместе с тобой, — Марс слабо гладит его по спине, а сирены Карателей воют под окнами.
— Они будут здесь через минуту, — Натс поднимает голову и смотрит на Марса, старается запомнить его таким, найти в себе силы, чтобы начать всё сначала в который раз — он давно уже сбился со счета.
— Обещай, что найдёшь меня снова, — говорит ему Марс, прислоняясь лбом ко лбу.
— Обещаю, — Натс пытается улыбнуться напоследок, но выходит только нервная ухмылка. Сколько бы раз они не прощались, а каждый из них — как первый.
Натс подаётся вперёд и легко касается его губ как раз тогда, когда Каратели вышибают дверь гостиничного номера, ставшего их последним убежищем. Раздаётся выстрел, и Натс закрывает глаза, не отстраняется, обнимает Марса крепче, и один из Карателей стреляет снова. Натс уже почти забыл, каково это, когда пуля вгрызается в тело по направлению к сердцу, а разум покидает умирающее тело.
Напоследок он чувствует, как горячая кровь Марса пропитывает его рубашку и липнет к рукам, а после просыпается в своей квартире на пять месяцев раньше.
Он снова должен всё начать сначала.

5 раз, когда Марс хотел поговорить с Натсом (и 1 раз, когда всё-таки поговорил)
Автор: Mars x Nuts
Бета: Mars x Nuts
Размер: мини, 3829 слов
Пейринг/Персонажи: Марс/Натс, Пикник, мельком пробегает Сникерс
Категория: пре-слэш
Жанр: школьная повседневность, фэнтези, кроссовер (Гарри Поттер)
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: История о последствиях одного рождественского розыгрыша (или не совсем розыгрыша).
Примечание/Предупреждения: Хогвартс!АУ, написано в настоящем времени.

— Мне кажется, что профессора пьют что-то покрепче тыквенного сока, — с ухмылкой замечает Марс, стоит только утихшему смеху за общим столом разразиться с новой силой. Звонкий голос обычно строгой профессора Боветти слышен особенно громко, так что Марс кивает в её сторону. — Я за пять лет ни разу не видел, чтобы она хотя бы улыбнулась в присутствии учеников.
— Если бы ты оставался на Рождество раньше, то знал бы наверняка, что профессора пьют пунш. По крайней мере, пока ученики не разбредаются окончательно из Большого Зала, — отвечает Пикник, вертя в руках вкладыш от шоколадной лягушки, и чуть понижает голос: — А златовласка Боветти на праздники пьёт больше всех. На самом деле, нам этого знать не положено, но, сам понимаешь...
Пикник подмигивает с хитрым видом и толкает Марса в бок, так неожиданно, что тот оступается и врезается в кого-то плечом. Весёлое выражение лица этого парня с Рейвенкло совсем не вяжется с очками в роговой оправе, туго завязанным галстуком и сжимаемой в руках книге, так что Марс разглядывает его без зазрения совести.
— О, Натс, ты всё-таки остался в этом году, — говорит Пикник, и Натс заметно настораживается, переводя взгляд с Марса на него.
— Как видишь, — отвечает кратко и сухо, и явно собирается развернуться и уйти, будто куда-то спешит.
— Кстати, парни, — ни голос, ни вид Пикника не сулят в этот момент ничего хорошего, и Натс, похоже, знаком с этим ничуть не меньше самого Марса, поскольку они поворачивают головы в его сторону одновременно. — Да что вы на меня смотрите, посмотрите лучше наверх.
Его нахальная улыбочка на лице столь красноречива, что Марсу даже не нужно следовать указаниям — он ещё на «парнях» догадался, что стоит прямо под веткой омелы. Над кем бы из них двоих Пикник ни прикалывался, Марс уже привык к таким шуткам за пять лет с ним на одном факультете.
А вот Натс всё-таки поднимает голову, напрягается так, что кожаная обложка книги скрипит в его руках; сжимает плотно губы и смотрит на Пикника с немым обещанием проклятий. По крайней мере, Марсу так кажется — он не видит из-за стёкол очков. Смотреть на Пикника ему не нужно, он прекрасно знает то выражение удовольствия на его лице, когда кто-то оказывается в неловкой ситуации из-за него.
Сам Марс не видит в этом ничего неловкого и уже хочет сказать это вслух, когда Натс вдруг выдыхает, моргает пару раз и делает шаг вперёд, чтобы осторожно коснуться плотно сжатыми губами губ Марса. Касание длится всего доли секунды, но и этого Пикнику хватает, чтобы удивлённо присвистнуть и начать хлопать уже спешащему к выходу из Большого Зала Натсу вслед. Всё происходит так быстро, что Марс успевает только крикнуть ему в спину:
— Эй!
— Не думал, что он это так спокойно проглотит, — Пикник смеется столь громко, что парочка слизеринцев, всё ещё сидящих за общим столом, оборачивается и смотрит на него с непониманием. Отсмеявшись, он спрашивает: — Ты ведь не держишь на меня зла, приятель?
— В любого другого уже прилетело бы Петрификус Тоталус, как минимум, — Марс качает головой и, хохотнув, хлопает Пикника по плечу. — Но ты у нас особый случай.
Он думает, что этот Натс не так прост, каким может показаться, и что им стоит как-нибудь пообщаться без Пикника, но за все каникулы они так ни разу и не пересекаются, а позже Марс и вовсе забывает об этом рождественском недоразумении.
Он неожиданно для себя вспоминает об этом уже на шестом курсе. Первого по списку первокурсника Распределяющая шляпа отправляет в Рейвенкло, студенты факультета аплодируют, а Марс, кинувший взгляд на их стол, замечает, что Натс смотрит прямо на него.
Пикник со Сникерсом рядом о чём-то громко шепчутся, прошлогоднее Рождество яркими красками вспыхивает в памяти, так что Марс даже не моргает и не слышит ничего вокруг. В следующий момент Натс уже о чём-то говорит с какой-то симпатичной девицей с копной пышных русых волос, довольно смеётся, и наваждение спадает. Марс качает головой, а первокурсники продолжают по очереди проходить распределение.
Вот только забытая идея поговорить с Натсом с глазу на глаз так и вертится в голове, так что Марс то и дело бросает взгляды на стол Рейвенкло и замечает, что Натс и сам почти всё время поглядывает в сторону гриффиндорцев.
Когда все первокурсники уже сидят за столами своих факультетов, а директор наконец заканчивает приветственную речь, Пикник довольно чувствительно толкает Марса локтем в бок.
— Не думай, что я не заметил, — фыркает он, пока Сникерс пытается наложить в свою тарелку всё и сразу.
— Не понимаю, о чём ты, — Марс пожимает плечами и даже не врёт. Обычно он с лёгкостью читает все намёки Пикника, но сейчас совсем не видит для них повода.
— На Делафе глаз положил? — Пикник кивает в сторону рейвенкловского стола, в то же время наполняя свою тарелку. Марс склоняет голову набок и слегка морщится, так что он добавляет: — Сидит справа от Натса, с роскошной шевелюрой. Поговаривают, что у неё в роду были вейлы.
— И что? С чего ты взял, что она мне нравится? — резонно спрашивает Марс, на что Пикник только качает головой и сочувственно похлопывает его по спине.
— Друг мой, я всё вижу, но вынужден предупредить — эта красотка никому не светит. У неё от ухажёров уже с третьего курса отбоя нет, и до сих пор никому не обломилось. Ты у нас, конечно, знатный парень и капитан сборной по квиддичу, но ближе этого умника в очках к ней никому подобраться не удавалось.
Марс на секунду закатывает глаза, стоит Пикнику отвлечься на сочный кусок мяса. Бросив ещё один взгляд, он убеждается, что Натс всё ещё продолжает смотреть если и не на него, то в их сторону, так что мысль поговорить с ним въедается в сознание с новой силой.
— Откуда ты вообще его знаешь? — интересуется Марс. Не то чтобы ему был нужен повод, но он рад, что Пикник сам завёл разговор в это русло, ведь никогда не знаешь, над чем он решит пошутить в следующий раз.
— Да мы каждое лето вынуждены тусить вместе, наши матери вроде как лучшие подруги, — Пикник кривится, но Марс замечает, что наигранности в этой гримасе больше, чем настоящей неприязни. — Но если ты всё-таки хочешь подкатить к Делафе, то можешь с ним поговорить, они, вроде, действительно друзья.
— Так и сделаю, — говорит Марс на автомате, кивает скорее себе, чем в ответ Пикнику, и машет Натсу рукой.
Он едва заметно дёргается на своём месте, вроде даже хмурится и шепчется о чём-то с этой девицей, Делафе. Она смеётся, а сидящие рядом с ней парни чуть ли не пускают слюни, но Марсу до них нет дела.
Весь вечер он следит за рейвенкловским столом, отмечая, что теперь Натс старательно делает вид, будто ему до гриффиндорского стола дела нет. Марс не любит ждать и хочет поговорить с ним сегодня, хотя сам не знает, о чём, но стоит ужину закончиться, а толпе учеников подняться со своих мест, как он моментально теряет Натса в суматохе и в результате идёт в башню Гриффиндора мрачнее тучи.
Но там, в уже давно ставшей родной спальне, усталость и сытный ужин берут своё, и Марс засыпает, отвлекаясь на мысли о предстоящих квиддичных матчах.
До самой поездки в Хогсмид Марсу так и не удаётся поймать Натса для разговора. Круговорот из лекций, бесконечных эссе и тренировок команды по квиддичу занимает неприлично много времени, а на сдвоенных с Рейвенкло парах зельеварения они работают в разных концах аудитории. Марс пытается и вовсе выкинуть мысли о разговоре из головы, но в результате злополучный рождественский ужин только сильнее въедается в память, а то, что Натс действительно часто смотрит на него за обедом и на парах, совсем не помогает.
Когда в Хогсмиде Марс добирается до «Трёх Метел», он совсем не ожидает увидеть Пикника с Натсом за одним столом. Марс пробирается сквозь толпу сразу к ним, машет рукой, но они не обращают на него внимания, увлечённо переругиваясь между собой.
— Нет, ты просто невыносим, — Пикник закатывает глаза, откидываясь на стуле. Его бокал сливочного пива уже пуст, в то время как Натс к своему едва притронулся. — Я тебе, можно сказать, одолжение сделал, а ты всё просрал.
— Лучше бы ты сам себе одолжение сделал, — огрызается Натс, складывая руки на груди. — Тебя никто не просил, так что не лезь не в своё дело.
— Нет бы сказал: «Спасибо, Пикник, твой пинок под зад тогда пришёлся как нельзя кстати», — Пикник запинается, заметив Марса, и с ухмылочкой на лице продолжает: — Так ты стрелки переводишь. К слову, Марс, я тебя уже заждался, чуть со скуки не помер в компании этого зануды.
Марс отмечает, что Натс, до того расслабленно вертевший бокал в руках, сначала дёргается от неожиданности, а следом закатывает глаза и ограничивается коротким:
— Привет.
— В «Дэрвиш и Бэнгз» была длинная очередь, — отвечает Марс Пикнику, при этом не сводя с Натса взгляда. Он предельно собран, словно готовится отвечать на экзамене, хотя всего пару минут назад подобной прилежностью от него и не веяло.
Честно говоря, Марс совсем не понимает, почему так упорно хочет с ним пообщаться. В конце концов, тот поцелуй под омелой был не первым подобным розыгрышем от Пикника, а сам Натс явно нервничает, стоит Марсу обратить на него внимание. Не поэтому ли?
Краем глаза он замечает, что Пикник переводит взгляд с одного из них на другого с таким видом, будто у них на лбах написаны отборные ругательства, и до Марса вдруг доходит, что он не купил себе ничего выпить.
— Я возьму всем по сливочному пиву, — говорит он и, после небольшой паузы, добавляет: — Натс, ты же никуда не спешишь? Я хотел бы с тобой поговорить.
— Никуда не спешу, — он пожимает плечами, даже немного расслабляясь. Пикник громко фыркает, и Натс качает головой, прикрывая лицо ладонью.
На полпути к барной стойке Марс вдруг понимает, что за пивом стоило отправить Пикника, а самому остаться, но возвращаться уже как-то поздно. Он тщетно пытается прогнать сомнения, пока ждёт три порции, но предчувствие обмана только нарастает.
И, как оказывается, не зря — по возвращении к столику на месте Натса уже сидит Сникерс и ржёт, как конь. Против собственной воли Марс хмурится и, оглядев помещение быстрым взглядом, вопросительно смотрит на Пикника.
— А я что? — тот разводит руками, хотя в глазах у него пляшут черти. — Он внезапно вспомнил про какое-то жутко неотложное дело и ретировался, как новенькая «Молния».
— Вот бы мне такую метлу, — мечтательно тянет Сникерс, отодвигая от себя теперь уже пустой бывший бокал Натса. — Кэп, ты садись, чего как неродной.
— Колись, про Делафе собирался узнать? — Пикник подмигивает и забирает свою порцию; Сникерс оживлённо оглядывается по сторонам, словно от одного упоминания имени та девица появится здесь как по волшебству.
— Да пошёл ты, — огрызается Марс и осушает свой бокал залпом.
Следующие пару дней Марс старается не думать ни о чём, кроме тренировок — в прошлом году кубок школы завоевал Слизерин, опередив Гриффиндор всего на пару десятков очков, так что в этом году Марс собирается отыграться сразу, начиная с первой игры против Хаффлпаффа.
О ком из команды он не переживает, так это о Сникерсе и Пикнике — иногда ему кажется, что они загонщики от Бога и отобьют бладжеры даже с закрытыми глазами. А вот новые охотник и вратарь ещё не до конца привыкли к команде. На взаимодействие с ними он делал основной упор с начала года, и с тех пор они заметно продвинулись, так что шансы вырваться вперёд у команды неплохие.
Это их предпоследняя тренировка перед игрой; Марс объявляет, что все свободны, когда уже начинает темнеть, а команда почти всем составом валится с ног. Он и сам бредёт по полю медленно, рассматривает зрительские трибуны и вдруг задумывается, ходит ли Натс на матчи, хотя бы когда играет его факультет?
Марс настолько погружается в свои мысли, что, подойдя к раздевалке, не обнаруживает там никого, кроме Пикника, болтающего не с кем иным, как с Натсом.
— Мне не нужны твои советы по поводу моей личной жизни, Пикник, — Натс выглядит немного уставшим, едва заметно теребит ремень сумки. — Занимайся лучше своей.
— Если ты продолжишь в том же духе, то никакой личной жизни у тебя не будет в принципе, — Пикник смотрит на него с выражением крайнего неодобрения, после чего самодовольно улыбается. — У меня, знаешь ли, есть кое-какая тактика, и я её придерживаюсь.
— Результаты прямо-таки на лицо — весь Хогвартс в курсе, что ты влюблён в Сникерса по самые кончики ушей, а он об этом даже не догадывается, — Натс победно ухмыляется до того, как замечает подошедшего к ним Марса, а заметив, как-то резко замолкает, вытягивается по струнке и даже перестаёт моргать.
Пикник, обычно несерьёзный, тоже заметно напрягается; Марс едва удерживается от того, чтобы прикрыть лицо ладонью.
— Это не моё дело, я ничего не слышал, — он разводит руками и продолжает прежде, чем неловкая пауза затянется: — Наша команда сегодня занимала поле на весь вечер, что ты тут забыл, Натс?
— Смотрел тренировку, — выпаливает Пикник прежде, чем тот успевает хотя бы открыть рот, и ухмылочка на его лице не сулит Натсу ничего хорошего. — Следил за каждым нашим манёвром с жадностью белки, дорвавшейся после продолжительного голода до кладовки с орехами. Особенно за тобой. Это я его позвал.
Натс тихо ругается на французском и сильнее сжимает ремень сумки, пока Пикник тихо смеется. Марс всё же прикрывает ладонью глаза на пару секунд, думает, что все они — те ещё дураки и что, чем ходить вокруг да около, не проще бы было поговорить прямо?
— Ладно, забьём. Ты придёшь смотреть нашу игру с Хаффлпаффом? — спрашивает Марс, даже стараясь выглядеть непринуждённым, но голос звучит как всегда низко и резко, и то, что он складывает руки на груди, не прибавляет его облику «открытости».
— Нет, — отвечает Натс слишком поспешно, сам себе удивляется и явно не замечает, как Пикник разочарованно качает головой. — Квиддич мне неинтересен, и я буду занят с проектом по трансфигурации.
— Сегодня ты тоже был занят, — как бы между делом замечает Пикник, на что получает взгляд исподлобья от Натса перед тем, как тот молча разворачивается и идёт прочь по направлению к замку. — Да ладно тебе, приходи, мы их размажем!
Марс невольно вспоминает, что и в тот рождественский вечер он развернулся и ушёл, не проронив ни слова, и прежде, чем Пикник ляпнет ещё что-нибудь, спрашивает:
— У него привычка, что ли, — уходить, не попрощавшись?
— Да нет, так сбегает он только от тебя. Наверняка боится, что ты отобьёшь у него Делафе, — Пикник хлопает его по спине и смеётся, но Марсу эта шутка совсем не кажется смешной.
Марс привыкает к тому, что проследить за Натсом после обеда не представляется возможным, но бестолковая игра в гляделки в Большом Зале начинает раздражать. Пикник то подшучивает над ним, то просто смотрит со снисходительным видом, и Марс с удовольствием ему бы врезал в такие моменты, но им не нужны проблемы перед игрой.
На сдвоенную с Рейвенкло пару Марс идёт, настроенный игнорировать присутствие Натса в одной с ним аудитории, но профессор Орбит вносит в его планы корректировки:
— Надеюсь, все вы помните, что на прошлом занятии мы изучали долголетние эликсиры. Сегодня вы в перекрёстных парах будете готовить одно из них на свой выбор, но советую не замахиваться на зелья вроде Амортенции... Ах да, Марс, Натс, ваши обычные напарники сегодня оба в больничном крыле, какое-то сильное пищевое отравление, поэтому вы будете в паре. Где взять рецепт и ингредиенты, сами знаете, время пошло.
Профессор даёт отмашку и склоняется над собственным котлом — все знают, что он экспериментирует с новыми зельями и порой увлекается. Марс, будучи не слишком хорош в зельеварении, его сегодняшнему порыву особенно рад.
Они с Натсом заговаривают одновременно:
— Я предлагаю всё-таки сварить...
— Нам надо поговорить.
И так же одновременно замолкают, смотрят друг на друга и ждут, пока другой отреагирует первым. Остальные студенты шумят вокруг, и Натс не выдерживает повисшего напряжения, заговаривает быстрее:
— Нам нужно сварить Амортенцию. Или любой другой сильный долголетний эликсир. Идеально, конечно, не выйдет, но у меня высший балл по предмету, так что за конечный результат можешь не переживать.
— Ты вообще слышал, что я сказал? — уже после того, как слова слетают с языка, Марсу кажется, что он немного грубоват. Но Натс не обращает внимания или только делает вид.
— Слышал, но сейчас неподходящий момент — у нас не так много времени на приготовление эликсира, — он уже смотрит в книгу и выписывает на пергамент, какие ингредиенты нужно взять из специального шкафчика.
— Да плевать мне на результат, — на самом деле, повышение среднего балла Марсу бы не помешало, но он уверен, что после пары Натс снова сбежит со скоростью пресловутой «Молнии», а оставлять свои планы незавершенными Марс терпеть не может.
— А мне — нет, — довольно жёстко отвечает Натс перед тем, как отойти за ингредиентами.
Марс испытывает острое желание стукнуться лбом о какую-нибудь твёрдую поверхность, но он не был бы капитаном команды по квиддичу, если бы не умел справляться с подобными порывами. К тому моменту, как Натс возвращается к столу, огонь под котлом уже горит ровным пламенем.
— Хорошо, но в таком случае я не буду просто смотреть, как ты делаешь всё сам.
Натс пожимает плечами, мол, как хочешь, но Марс успевает заметить, как он улыбается.
Работать с ним вместе оказывается даже весело. Натс объясняет эффект от объединения разных ингредиентов, вспоминает свои неудачные попытки зельеварения и их последствия, не всегда действует по рецепту и настолько уверен в результате, что Марсу даже не приходит в голову усомниться. Сам он по большей части просто действует согласно указаниям Натса, но и это лучше, чем ничего.
Когда до конца пары остаётся всего десять минут, профессор Орбит неожиданно вспоминает, что вообще-то у него тут практические занятия, и обходит аудиторию, проверяя результат. От амортенции Марса и Натса исходит едва заметный спиралевидный пар, а сам эликсир поблескивает тусклым перламутром. Натс хмурится, недовольный, а Марс смотрит на бледное варево в котле и не верит своим глазам. К тому же пахнет оно так приятно, что это точно лучшее зелье, которое Марс когда-либо варил в этой аудитории.
— Так-так, что тут у нас... А вы, я смотрю, не ищете лёгких путей, — профессор Орбит одобрительно улыбается, хотя сам же в начале занятия высказывал неверие в своих студентов. Склоняется над котлом, вдыхает аромат, рассматривает пар и хлопает в ладони: — Это определённо лучший долголетний эликсир, который был сегодня приготовлен. Вы оба зарабатываете по пятнадцать очков для своих факультетов, и Марс, я надеюсь, что впредь ты будешь так же стараться. Хм, может быть, оставить вас в паре?
Последние слова он говорит, уже отходя к соседнему столу, а Натс тем временем недовольно качает головой.
— Я мог бы и лучше.
— Слушай, Орбит его похвалил, я вообще таких удачных зелий ни разу не варил... — Марс запинается, когда неприятная догадка приходит к нему в голову. — Ты намекаешь, что это из-за меня зелье якобы неудачное?
— Нет, с чего ты взял? — Натс искренне удивляется и даже смотрит на него с недоумением. — Здесь всё-таки не хватает некоторых ингредиентов, и время было сильно ограничено, просто мне кажется, что я... Знаешь, это неважно.
— Хорошо, теперь-то мы можем... — начинает Марс в смутной надежде всё-таки задержать Натса после лекции, но и тут профессор ломает его планы.
— Итак, задание на следующую неделю всем, кроме тех, кто заработал очки: написать эссе о выбранном вами долголетнем эликсире с анализом ошибок, допущенных при его приготовлении. Все свободны.
— Извини, но мне надо бежать. Ещё увидимся, пока! — выпаливает Натс, хватая сумку, и одним из первых покидает аудиторию, снова оставляя Марса в лёгком недоумении.
Проходящий мимо Пикник хлопает его по плечу почти сочувственно, но ничего не говорит. А Марс вдруг понимает, что Натс впервые попрощался, прежде чем сбежать, и его немного отпускает.
Погода для матча самая неподходящая — дождь льёт как из ведра, ветер свистит в ушах, так что зрителей на трибунах не видно и почти не слышно. Во многом приходится полагаться на чутьё, но даже так Гриффиндор ведёт со счётом «сто девяносто — восемьдесят».
Марс на пределе сил прорывается к кольцам соперников и с удивительной меткостью забрасывает квоффл в центральное, зарабатывая ещё десять очков, когда раздаётся финальный свисток судьи. Чупс, лучшая из ловцов, которых Марс когда-либо видел, ловит снитч, на весь стадион гремит счёт «триста пятьдесят — восемьдесят», а Сникерс в этот же момент по инерции со всей дури отбивает бладжер прямо в трибуну со зрителями.
Директор замедляет стремительный полёт мяча, но недостаточно быстро — бладжер врезается в толпу. Марс спешит подлететь ближе, чтобы самому увидеть, кому не повезло, и удивляется, обнаружив всего одного пострадавшего.
Натса.
— Ты же говорил, что квиддич тебе неинтересен? — ухмыляется Марс.
Натс полусидит на больничной койке — повреждения не слишком серьёзны, так что Дирол обещает отпустить его уже через пару часов.
— Судьба мне прозрачно намекнула, что приходить и не стоило, — отвечает Натс, смотрит куда-то в сторону, сложив руки на груди. Невооружённым глазом заметно, как он нервничает, наверняка предпочёл бы и сейчас сбежать, вот только из больничного крыла без разрешения Дирола никуда не уйдёшь.
— А я думаю, судьба прозрачно намекнула тебе, что ты — идиот. Даром что один из лучших студентов в школе, ты же вроде СОВ на максимальный балл сдал в прошлом году?
— Немного всё-таки не хватило, — он вздыхает и всё-таки смотрит на Марса. — И почему это я вдруг идиот?
— Потому что, если я тебе нравлюсь, то нужно было об этом просто прямо сказать, — Марс символически стучит себе кулаком по голове и без разрешения присаживается на стоящую рядом койку. — И не надо отнекиваться, ты на меня постоянно пялишься.
— Ты два года благополучно не замечал, как я на тебя пялюсь, — последнее слово Натс выделяет особенно, немного ведёт плечами и сам себе фыркает. — Что вдруг изменилось?
— И дальше бы не замечал, если бы Пикник тогда нарочно нас не столкнул, — Марс хмурится, наклоняется вперёд, сцепляет ладони в замок. — Так всё-таки, почему?
Он сам пока не понимает, чего пытается добиться и зачем, но чувствует, что должен разобраться. Хотя бы снять с себя ворох ненужных мыслей.
Натс молчит, кажется, целую вечность, прежде чем ответить:
— Ну, ты капитан сборной факультета по квиддичу и пользуешься успехом у девушек, у меня очень плотное расписание, да и мы оба парни, так что поначалу я думал, что это пройдёт, а потом просто не видел смысла.
Он мнёт края мантии, пожимает плечами, но смотрит прямо, немного грустно. Марсу совсем не нравится видеть его таким подавленным, и ещё больше не нравится, что он сам, по всей видимости, является тому причиной.
— Из-за того, что мы оба парни? — Он приподнимает бровь, пытается представить себя на месте Натса, и всё равно не может понять его логики.
— Нет. Я спокойно к этому отношусь, что очевидно, и думаю, что в худшем случае ты бы просто послал меня куда подальше, но мне просто не хотелось причинять тебе никаких неудобств.
— Вот поэтому ты и идиот, — Марс расцепляет руки, трёт затылок, и на всякий случай переспрашивает: — Значит, ты в меня влюблён уже два года?
— Влюблён — слишком сильное слово, и чуть поменьше двух лет, но в целом да, — Натс выглядит расстроенным, заранее смирившимся с проигрышем.
Марс вспоминает тот неловкий поцелуй под омелой, язвительность Натса с Пикником и открытость с Делафе, непринуждённую болтовню на паре зельеварения, и решает, что с его пессимистичным настроем нужно что-то делать, и желательно прямо сейчас.
Койки стоят так близко друг к другу, что Марсу достаточно просто наклониться вперёд — и он наклоняется к Натсу, опирается руками на его кровать и легко касается своими губами, прохладными после долгой игры под дождём, его тёплых губ. Натс удивлённо распахивает глаза, но не отстраняется; Марс этим пользуется, целует его увереннее, чувствует привкус зелья, и отстраняется с хитрой улыбкой.
— На следующей неделе ты идёшь со мной в Хогсмид, и это не обсуждается,— заговаривает первым, поднимается на ноги и собирается уйти так же, как сам Натс делал уже пять раз до этого.
— Это свидание? — громко спрашивает Натс ему в спину, и как бы Марсу ни хотелось отплатить ему его же монетой, ещё больше он хочет сейчас увидеть его лицо.
Марс оборачивается и думает, что у Натса очень красивая улыбка.
— Да, это свидание.


@темы: Команда Марс/Натс


Пустошь
Автор: Mars x Nuts
Форма: коллаж
Пейринг/Персонажи: Марс, Натс
Категория: джен
Исходники: арт с заглушки, 1
Рейтинг: G



Доброе утро
Автор: Mars x Nuts
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Марс/Натс
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13



Дорога в город
Автор: Mars x Nuts
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Марс, Натс
Категория: джен
Рейтинг: G



Delusion Games
Автор: Mars x Nuts
Форма: клип
Пейринг/Персонажи: Марс/Натс
Категория: слэш
Жанр: экшн, трейлер
Исходники: Almost Human, Equals, London Spy, Skyfall, Spectre, The Loft, Really Slow Motion – Vibranium
Продолжительность и вес: 1:19, 31,3 МБ
Рейтинг: PG-13
Примечание/Предупреждения: антиутопия!АУ, Карл Урбан "в роли" Марса, Бен Уишоу "в роли" Натса.



@темы: Команда Марс/Натс


Солнечная капель
Автор: Коты и Радуги
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Лайон, Скиттлз
Категория: джен
Рейтинг: G

Blowing dust
Автор: Коты и Радуги
Форма: коллаж
Пейринг/Персонажи: Лайон/Скиттлз
Категория: подразумевается слэш
Жанр: фэнтези
Исходники: арт Hismuth, 1; 2; 3; 4; 5; 6; 7
Рейтинг: G
Примечание/Предупреждения: в качестве своеобразной иллюстрации к тексту «С силой тысячи солнц, часть 2»


Идиллия совместной жизни
Автор: Коты и Радуги
Форма: рисованная гиф-анимация
Пейринг/Персонажи: Скиттлз, Лайон
Категория: джен
Жанр: флафф
Рейтинг: G


@темы: Команда Лайон/Скиттлз


С силой тысячи солнц, часть 1
Автор: Коты и Радуги
Бета: Коты и Радуги
Размер: миди, 7043 слова
Пейринг/Персонажи: Лайон/Скиттлз
Категория: преслэш
Жанр: фэнтези, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Они впервые встретились на празднике середины лета: Скиттлз думал, что Лайон — демон, пришедший сожрать его, а Лайон думал, что его глаза — самое восхитительное, что он когда-либо видел в своей жизни
Примечание/Предупреждения: АУ, полная магии и тлена

Ярмарочная карусель мчится по кругу пёстрой лентой, воздух взрезает счастливый детский смех и визг. Мир полнится зычными выкриками зазывал и уличных торговцев, многоголосый гул сгущается вокруг и окружает плотным коконом, десятки ног шагают в разном ритме, вздымая мелкие облачка пыли: последние несколько дней погода стояла солнечная.
Людской поток по городским меркам не очень большой, но для пригорода весьма внушительный. Лайон сливается с ним, подчиняется течению, никуда не спеша и позволяя уносить себя всё дальше и дальше, вдоль основательно сколоченных торговых рядов и передвижных лавок. Вибрации чужих голосов пробегают по его коже, обволакивают со всех сторон, вовлекая в нечто, позволяющее чувствовать себя частью единого целого. Лайон наслаждается этим ощущением и не торопится сбрасывать его с себя, словно ненароком налипшую на рукав паутинку.
Время близится к полудню и солнечные лучи, набравшись сил, припекают уже немилосердно, но Лайон с удовольствием подставляет им лицо. Он не боится обгореть, а на солнышке не грелся уже слишком давно. Даже забыл, каково это. В волосах игриво путается приветливый ветерок, Лайон вдыхает полной грудью и даже не пытается удержать широкую улыбку — этот мир жив, он дышит и поёт ясно, звонко, громко. Лайон скучал по этому ощущению, будто сотню лет не был дома. Только теперь, на собственной шкуре почувствовав разницу, он осознаёт, насколько вымотала его Граница. Ни ветра, ни солнца, ни лета, ни лёгкого дыхания жизни, только стылая, замершая бесконечность безвременья.
Человеческий поток, тем временем, выводит его на деревенскую площадь, где возвышается в самом центре украшенное цветами и лентами Колесо Года. Вокруг кипит работа — складывают большой костёр, которому гореть сегодня вечером. Ох и полыхнёт же здесь после захода солнца! Представляя, как огонь взметнётся до самого неба, Лайон проходит мимо, ведомый звуками музыки. Не той возвышенно-торжественной, чинной и важной, какую порой можно услышать в Городе-За-Стеной, а музыки совсем иного толка. Там, в городе, её сочли бы безвкусной, неэлегантной, чересчур плебейской и оттого неподобающей, но Лайону она куда больше по душе — весёлая, озорная, лёгкая и незатейливая, ничуть не кичливая, лишённая излишней сложности. Он не знает, когда успел так привязаться к народным мотивам и песням, ведь большую часть жизни провёл в Цитадели.
Рядом с музыкантами улыбки сияют ещё ярче, кто-то танцует — мелькают ленты, вплетённые в венки и девичьи косы, вскидываются и кружатся нарядно расшитые юбки. Лайон наблюдает, чувствуя, как ноги сами норовят пуститься в пляс, и преисполняясь беззаботного счастья, которое никогда не смог бы обрести в Городе или Цитадели. Вдруг, крепко сжав его ладонь и ослепив белозубой улыбкой, темноглазая девушка утягивает Лайона в хоровод. Он смеётся, как не смеялся уже целую вечность, и лихо отплясывает эти «ужасно неприличные» деревенские танцы до тех пор, пока не выбивается из дыхания окончательно.
Всё ещё едва слышно посмеиваясь себе под нос, Лайон покидает круг танцующих и ныряет в торговые ряды попроще, туда, где разместились не купцы и именитые ремесленники, а простые народные умельцы со своими поделками. Солнцеворот — большой праздник, и ярмарку по такому случаю устраивают соответствующую, на целую неделю. Каждому на ней найдётся место, чтобы показать себя, да и люди настроены более благосклонно, чем обычно. Все хотят, чтобы добро, сотворённое в эти дни под чутким присмотром божественных сил, сторицей вернулось к ним в новом году.
Даже детишки на Летней ярмарке пытают счастья: Лайон разменивает несколько медяков на пару браслетов из ниток и цветных бусин у розовощёкой босоногой девчонки. А та взамен рассказывает, где и у кого найти самые вкусные в мире сладости — такие, что даже взрослым нравятся, а ведь все знают, как взрослые не любят признаваться в ребячестве. Лайон обещает, что просто так никому не откроет этот секрет, и мысленно делает заметку заглянуть к торговцу: пусть его кружение по ярмарке наконец приобретёт некоторый смысл, ведь грешно такое дело игнорировать.
Но, как это часто случается, стоит только начать поиски, как ноги уводят совсем в другую сторону.
Лайон не единственный, кто решил потратить увольнительную на побег за пределы городских стен: тут и там он замечает смутно знакомые лица. В большинстве случаев его память не ассоциирует с ними никаких имён, а отсутствие формы и знаков различия оставляет простор для ошибок и спекуляций, но интуиция почти никогда его не обманывает. Даже не зная этих людей лично, он чувствует отклик где-то в глубине души, чувствует нечто болезненно родственное, нечто, заставляющее его вглядываться внимательнее, водить носом, будто ищейка.
Он ловит себя на том, что чересчур пристально следит за компанией молодых людей неподалёку: они громко переговариваются, громко смеются, даже жестикулируют — громко, и как им это только удаётся? Всё это кажется странным, никак не удаётся сладить с мыслью, что здесь не обязательно держаться тише воды, ниже травы, делать своё присутствие максимально незаметным, прятать дыхание и заметать следы. И никто не стесняется, как эти ребята, просто так притягивать к себе взгляды, привлекать внимание, делать своё присутствие настолько заметным, насколько возможно. Пусть даже большинство делает это машинально, просто потому, что не умеет иначе.
Лайону не даёт покоя навязчивое чувство узнавания — его батальон? Новенькие из его роты? Случайно пересекались на поле боя? Гадая и перебирая варианты он упускает момент, когда его внимание становится слишком очевидным: разговор обрывается на полуслове, прекращается смех, меняются выражения лиц. Спины выпрямляются и напрягаются шеи. Солдаты заметили и признали офицера.
Лайон коротко улыбается и наклоняет голову в знак приветствия. Это было глупо, слишком импульсивно с его стороны, так давить на людей, которые всего лишь хотят отдохнуть, пожить хоть один день без напоминания о войне и о том, что скоро придётся туда вернуться. Никто не заслуживает испорченного праздника только потому, что Лайон слишком надолго задержался в капкане своих мыслей. Отвернувшись, он снова ныряет в толпу и неторопливым, но широким шагом направляется прочь, кардинально поменяв намеченный курс.
Он решается снова поднять голову и перестать пялиться себе под ноги только тогда, когда приводит мысли в порядок и со всех ног летящая на него ребятня не оставляет иного выбора, кроме как внимательно следить за каждым шагом. Уходя от столкновения, он неловко взмахивает руками, разворачивается практически на сто восемьдесят градусов… и вдруг встречается глазами с очередным незнакомцем из толпы.
Это не первый и даже не десятый взгляд, специально или ненароком пойманный им за сегодня — впору собирать коллекцию, — но единственный, заставивший его замереть и на мгновение даже задержать дыхание. Словно вдруг, прямо перед Лайоном, выстроили защитный барьер, а он и налетел на невидимую стену, как неопытный юнец. Он даже машинально поводит пальцами, собирая немного магии на кончиках и отпуская её прочь от себя широкими кругами, но не находит ни единого следа заклинания. В этом смысле никто из его ближайшего окружения не представляет опасности — кроме оставленных позади солдат, но их магия спит и лишь недовольно шевелится в своём сне, почувствовав эфемерное прикосновение. Он слишком привык быть настороже.
— Выглядишь так, будто ждёшь удара в любую секунду.
Эти глаза зелены, цвета молодой листвы ранней весной. Лайон слышит в его голосе смешок, но не видит веселья во взгляде — только нахмуренные брови и привычную беспокойную складку между ними.
— Мы знакомы? Я тебя обидел чем-то, дал повод для драки?
Судя по всему, он очень юн, явно моложе Лайона. Лихие вихры непослушных светлых волос, пушистые ресницы, едва заметные веснушки на скулах — подарок слишком жаркого и солнечного лета. Одет очень просто, горбит плечи и искренне недоумевает, почему этот странный прохожий продолжает смотреть на него и молчать. Лайон делает глубокий вдох, лихорадочно раздумывая, как ему выйти из неловкого положения. О причинах, по которым он вообще так опростоволосился, можно будет подумать позднее.
— Интересная у тебя вещица, — замечает он, кивая на глиняную фигурку в руках незнакомца. Маленькая, неожиданно изящная, любовно расписанная тонкими линиями узоров — это птица? Точно птица. Лайон хватается за неё, как за своё спасение. — Я совершенно покорён и ослеплён.
— Однако, какой эффект способна произвести самая обыкновенная свистулька, — неожиданный ответ его веселит, губы растягиваются в улыбке. — Страшная сила — красота.
Лайон спотыкается о двусмысленность этой фразы. Или ему просто показалось и он услышал то, что хотел услышать? Трудно сказать, какие именно смыслы прячет собеседник за теми или иными словами, когда совсем не знаешь его. Это заставляет вслушиваться ещё внимательнее, вглядываться в изгиб его улыбки, пытаясь понять, достаточно ли в ней лукавства, чтобы позволить себе немного надежды. Лайон давным-давно не чувствовал ничего подобного и не очень горит желанием возвращать мысли в правильное русло.
— Стало быть, это не просто фигурка? — с небольшим сожалением Лайон отводит взгляд от его лица и изучает заинтересовавшую вещицу. — Я о таком только слышал, но никогда раньше не видел.
— Серьёзно? Ты, видимо, из городских богатеев — тех, у кого было невероятно скучное детство, — парень качает головой и подносит птичку к губам. На пробу извлекает пару неожиданно нежных звуков, а потом наигрывает простенькую, но крайне навязчивую мелодию. — Наша ребятня в тот же миг слетается, стоит им только услышать знакомые звуки.
Как это у него только выходит? Как вообще работает эта крохотная птичка? Голос приобретённой за годы службы паранойи скрипит и шамкает на самой грани слышимости Лайона, раздразнивает поутихшую было привычную тревожность, но он не дурак и не совсем безнадёжно повёрнут на магии. Не ей, как говорится, единой.
— Получается, ты играешь свою музыку, а детишки бегают за тобой хвостом и позволяют вить из них верёвки? — Лайон пытается пошутить, чувствует себя немного виноватым, но ему это нужно, чтобы самого себя поставить на место. И напомнить себе, что человека без дара он и без дополнительных ритуалов способен распознать — по цвету, запаху и вкусу.
— О нет. Нет-нет-нет, видимо, я и правда умудрился чем-то тебе насолить, — он встряхивает волосами и досадливо отмахивается от слов Лайона, как от чего-то мерзкого, что ни в коем случае нельзя подпускать к себе слишком близко. — Что именно из сказанного сделало меня похожим на злобного психа с волшебной флейтой из той отвратительной старой сказки? Посмотри на меня, я действительно выгляжу таким опасным типом?..
Лайон не упускает возможности лишний раз полюбоваться и честно смотрит — критично и скептично, стараясь, чтобы взгляд нигде не задерживался подолгу. Потому что таращиться, всё же, невежливо, даже имея на руках карт-бланш.
— Я вовсе не это имел ввиду. Просто неправильно подобрал слова, вот и вышло неловко, — Лайон поднимает ладони в знак примирения и даже не пытается сдержать улыбку. Выглядит ли он опасным? Он удивился бы, узнав ответ. Пусть всё и зависит от того, о какой именно опасности речь, но один его взгляд уже заставил дыхание Лайона на мгновение остановиться. Этот факт не стоит упускать из внимания. — Давно у меня не было подобных разговоров. Не обижайся.
— Подобных — это каких? — непонятный он, всё же. В одно мгновение будто расстроен и обижен, а в следующее уже снова весь внимание и острое, как игла, любопытство.
А ещё есть в нём немного света. Он зачем-то пытается это скрывать за нахмуренными бровями, как за завесой туч, но не всегда хорошо справляется, и свет проглядывает наружу. Лайон оставляет мысль при себе, аккуратно скатывает её в крошечную горошину и прячет в тот уголок, где хранятся всякие приятные воспоминания. Даже если они никогда больше не увидятся, всегда можно будет вернуться к этому моменту и снова порадоваться.
— Восхитительно расслабленных разговоров не по делу, — поясняет Лайон с довольной улыбкой. — Ты просто не представляешь, как этого не хватает, когда вокруг одни только серьёзные лица. Постоянно.
Он неопределённо пожимает плечами, будто прекрасно всё себе представляет, но никаких возражений не следует. Лайон расценивает это как сигнал к тому, что можно продолжать:
— Так что же, где можно раздобыть эти прелестные безделушки? — кивает он на глиняную птичку, возвращаясь к предмету разговора.
— Это последняя, я уже раздал все.
— Ты ещё и делаешь их сам? — брови Лайона волей-неволей ползут вверх.
— Балуюсь иногда, — ещё одно пожатие плечами, на этот раз — с лёгким налётом неуверенности. Его лицо приобретает на несколько мгновений отсутствующее выражение, как у человека, слишком далеко ушедшего вслед за своими мыслями. — Мастерскую закрывают в праздничные дни, так что и остаётся только лепить вот такие мелочи. Не хочу отвлекаться от глины надолго, иначе пальцы как будто деревенеют.
Лайон, не скрываясь, с интересом исследователя разглядывает его пальцы. Пристальное внимание приводит юного гончара в чувство и, очевидно, очень смущает — он хмыкает, прокашливается, прячет одну руку в карман, а вторую сжимает в кулак, пряча заодно и птичку.
— В общем, вариантов несколько, — помявшись немного, он скорбно кривит лицо и неловко переступает с ноги на ногу. — Можешь отловить детишек и договориться с ними. Можешь попытаться выменять последнюю свистульку у меня. А можешь заглянуть как-нибудь в гончарную лавку на Нижнем рынке — если блажь не пройдёт и ты не брезглив. Там меня застать проще, чем здесь. Выбирай.
И замирает в ожидании. Почему-то нервничает, украдкой оглядывается по сторонам, будто ищет пути к бегству. Вокруг множество людей, он может спокойно ускользнуть в любой момент, стоит только слегка качнуться в сторону, сделать крошечный шажок — и поток подхватит, понесёт дальше, при всём желании будет невозможно за ним угнаться. Лайон мог бы подсказать, помочь, отшагнуть с его пути буквально на пару сантиметров, прозрачно намекая, что он свободен делать то, что посчитает нужным, но ему слишком уж нравится этот крошечный островок среди волнующегося моря людей, кружевная магия слов, и взглядов, и жестов, удерживающая на месте, как на привязи.
— У меня есть браслет из ниток и бусин, пара монет, пара леденцов, — Лайон улыбается лучезарно, и это всё не то, это всё ерунда, он ни за что не согласится поменяться на такую мелочь. Зато Лайон теперь знает, где его найти после; ещё одно воспоминание, которое он бережно сохраняет в памяти.
— Не пойдёт, конечно, — тот вздыхает, покачивая головой с лихими светлыми вихрами, но улыбающееся лицо Лайона заставляет его чувствовать себя немного лучше, немного легче. — Нужно что-то твоё, не чужое. Кусочек души за кусочек души, равноценный обмен.
И откуда он только взял всё это, человек, лишённый дара начисто? Лайон и так уже восхищён, но каждое мгновение восхищается ещё больше. Хочется прикоснуться к нему, проверить, не фантом ли это, не сон — вдруг он задремал где-то, утомлённый жарким летним днём?
— Боюсь, я не подготовился к серьёзным сделкам, — Лайон виновато разводит руками, но вдруг чужие пальцы сами аккуратно касаются его шеи, подцепляют тонкий чёрный шнурок, вытягивают из-под рубахи спрятанный амулет: металл тёплый на ощупь и как будто немного живой.
— Вот это, — зелёные глаза глядят внимательно, цепко, словно всё видят и всё понимают. — Вот от этой вещи правильные ощущения. Идёт?
Лайон и не замечает, когда успел согласиться, а сам уже накидывает тонкий шнурок ему на шею — забирай, конечно. Буквально на секунду узкая ладонь оказывается у него в ладони, передавая крохотную певчую птичку, Лайон замирает, околдованный, а в следующий миг светловолосого безымянного юноши рядом уже нет. Растворился, как мираж, спрятал свой свет за дымовой завесой, потускнел, чтобы слиться с толпой. И ищи его теперь, как ветра в поле.
С самого заката по всей деревне разгорается пламя. Маленькие костерки на улочках и в переулках, вдоль дороги до самых городских стен, фонари над каждой дверью, свечи в каждом окне. Огня сегодня должно быть много, огонь сегодня свят, он отпугивает нечисть и не даёт бесам подобраться слишком близко к живым. И ярче всего пылает, конечно, Колесо Года на площади: трещит, гудит, стонет, дышит в лица сухим жаром под танцы, песни и хороводы. К этому времени все пришлые городские уже разбрелись по своим домам, спрятались за глухие каменные стены, где нет места суевериям и обрядам, где так просто чувствовать себя защищённым, засыпая в тени Цитадели. Они давным-давно перестали бояться таких ночей, как эта, давным-давно позабыли о том, откуда когда-то пришли сами. Лайон их не винит, он и сам не испытывает должного благоговения, но боится попросту задохнуться в стенах своего дома.
Нагулянная за день усталость обнимает его за плечи, но почерневшее и объятое пламенем Колесо нагоняет жуть и тоску, не даёт расслабиться. Что-то привиделось ему мельком в пляске огня, что-то тревожное, но сколько бы он ни глядел, ответа найти не может — только белые пятна скачут перед глазами и дразнят. Его чутьё притупилось, вино отбило нюх, только мороз по коже в жаркую летнюю ночь всё пытается намекнуть и подсказать, гонит прочь с насиженного места, прочь из круга багрянца и золота.
— Эй, ты куда? — Лайона окликают, пёстрой многоголосицей зовут обратно новые знакомые и незнакомые, когда он поднимается на ноги. Хватают его за рукава, суют в руки флягу сладкого летнего вина, не дают сделать шаг. Будто плети-водоросли, русалочьи косы, тянущие на дно. — Постой, что тебе в той ночи? Все здесь, а там уже нет никого.
Ему неспокойно, а слова только подливают масла в огонь. Как это никого? Лайон оглядывается снова, но ни на первый, ни на десятый раз не отыскивает среди высыпавшей к кострищу молодёжи светловолосого, вихрастого парнишку с зелёными глазами. Ему бы просто проверить.
— Не уходи от огня далеко, душу вынут — не заметишь.
Лайон и сам из кого угодно может душу вытрясти, если сильно припечёт. Да и свою терять не планирует, не в ближайшие несколько лет так уж точно.
— Оставайся, догорит Колесо — будем прыгать через костёр, проворонишь своё счастье.
Нет, глупости всё это, не просто так ведь его от Колеса воротит, как беса от ладана. Судьбу свою знать наперёд — не благо, а лишний груз, да и голова его ногам уже не указ. А в тех головешках ни счастья, ни благословения нет: что хорошего может родиться из пепла?
Не слушая уговоров, он уходит в ночь, подталкиваемый в спину шепотками и огненной пляской. Вино сделало его движения неторопливыми, а веки — тяжёлыми, он выпил слишком мало и стал сонлив. До рассвета далеко, но подаренная кем-то фляга ещё почти полна, и он точно продержится до тех пор, пока в ней не станет пусто, как в пересохшем колодце, пока не придёт хмельное веселье и не отгонит сон. В Ночь Середины Лета не смыкай глаз, шепчет ветер, не то не сносить тебе головы, смельчак. Ведь беснуется нечисть, вышедшая на охоту, и из каждой тени глядят голодные злые глаза. Лайон не прочь сыграть с ними в гляделки; ему не страшно, его сама Ночь на поиски позвала, она же и охранит. Она — и магия, конечно, невидимая и невесомая, как меловой круг под ногами, как ладан и полынь. А выменянный оберег пусть другого стережёт.
Сомкнувшиеся за спиной деревья скрывают от него красно-золотое море огней; Лайон остаётся один на один с лесом. Поначалу ему кажется, что тишина поглотила все звуки, но первое впечатление обманчиво — шорохи, шелест, сонное дыхание накатывают волнами всё сильнее и сильнее, пока не накрывают с головой. Лес пытается напугать его, подавить, сделать меньше, чем он есть на самом деле, заставить почувствовать беспомощность. На несколько мгновений ему даже это удаётся: в груди Лайона мыльным пузырём надувается волнение, он вдруг озабочивается тем, что не имеет представления, в какую сторону двигаться, откуда начинать поиск, как вообще в ночи, среди тёмного леса, искать человека, чьего имени даже не знаешь? Да и зачем это всё?..
Возникает крамольная мысль вернуться, но лопается радужными брызгами вместе с пузырём-волнением, когда Лайон командует себе перевести дыхание. Как смешны все эти сомнения и переживания для него, воспитанного Цитаделью, где всё детство он провёл в бесконечной охоте за тем, что преподаватели посчитают достойным поиска. Уметь находить и не быть найденным, не потеряться и отыскать дорогу — навыки, приобретённые часами практики, доведённые до автоматизма и отшлифованные до блеска с самых юных лет, пока телу привыкать было проще, пока приступать к более сложным ступеням магии было рановато.
Лайон улыбается своим мыслям: у тех, кому наука поиска давалась легко, детство было вполне счастливым.
Вызывая в памяти образ человека, которого хочет найти, он подносит к лицу раскрытую ладонь и сдувает с неё ворох искорок-светляков. Чем ближе к цели, тем ярче они должны разгораться, но сейчас Лайон едва может их разглядеть. Искры танцуют в воздухе, как подхваченные ветром пушинки одуванчика, беспорядочно роятся вокруг его головы и вдруг уносятся прочь. Лайон мысленно чертыхается — это его желание поскорее оказаться на нужном месте сделало их такими прыткими — и торопится следом, на ходу переплетая заклинание так, чтобы не ломиться через лес, рискуя собственной шеей.
Идёт он долго. В какой-то момент с тропы приходится свернуть, пару раз Лайон чуть не проваливается ногой в чью-то нору, пару раз спотыкается о торчащие из земли корни деревьев и только невероятным усилием воли заставляет себя не поминать дьявольщину вслух — не хватает ещё разбудить какое-нибудь лихо. Радует то, что с каждым шагом он приближается к невидимой пока цели: рой светляков, указывающий ему путь, светится всё ярче и ярче. Вываливаясь из кустов на другую, узкую и почти нехоженую тропку, он видит всё в ближайшем радиусе так же чётко, как днём. Можно уже и рассеять заклинание, дальше он справится сам, а светляки с непривычки могут и напугать.
Лайон возвращает их в ладонь, гасит искры, но остаточную магию пока не отпускает, собирает её в самом центре. Его учили быть экономным и что не бывает в этом деле излишков, так что он намеревается провернуть привычный фокус: когда гаснет последняя искра, он крепко сжимает кулак. В его ладони происходит крошечный взрыв, и волна остаточной магии порывом ветра уносится от него прочь, сталкиваясь со следами и призраками любой другой энергии. Чужая жизнь где-то совсем рядом, там же, где сильный испуг, а больше ничего, заслуживающего внимания.
На искомое Лайон натыкается только через пару минут привыкания к темноте и добрый десяток шагов по курсу на обнаруженное живое существо: интуитивно улавливает что-то похожее на выменянный тем же днём амулет, замирает на месте, принюхивается и приглядывается. Отступает назад по своим же следам и, наконец, замечает его, неподвижно лежащего на земле чуть поодаль. Снова эмоции поспевают раньше, холодом колет паника, тело дёргается, чтобы сию же секунду броситься вперёд, на помощь, но мозг успевает воспротивиться и велеть ногам стоять на месте. Срабатывает выработанная с годами привычка останавливаться, через силу заставлять себя прирастать к земле в тех случаях, когда больше всего хочется оголтело куда-то кинуться, и немного подумать.
Если бы мальчишка был мёртв, Лайон почувствовал бы это ещё на этапе плетения заклинания. Если бы ему было больно, это он почувствовал бы тоже, хотя бы пару мгновений назад. Если бы рядом были какие-то сверхъестественные возмущения, он знал бы и об этом. Единственное, что ему удалось обнаружить — страх, сильный, но не настолько, чтобы сойти с ума, лишиться чувств или сильно заболеть. Причины могут быть самыми разнообразными и их ещё предстоит выяснить, но никакой немедленной угрозы нет, а значит, нет и причин дёргаться. Смутно беспокоит только то, что паренёк — вот он, перед глазами Лайона, но от него всё ещё ни звука не слышно. Обычные люди, живые и лишённые дара, для любого по-настоящему слушающего представляют собой постоянный источник шума, хотят они того или нет. Только приблизившись на пару крошечных шагов — уже слишком, слишком близко, солдатские инстинкты давно перестали вопить от ужаса и капитулировали — Лайон различает его дыхание и торопливое сердцебиение.
И не совсем ясно, то ли Лайон всё ещё слегка пьян, то ли просто проворонил момент, когда юные деревенские гончары научились так хорошо прятаться и сливаться с окружением. В любом случае, он восхищён: мальчишку хоть сейчас можно отправлять в какую-нибудь простенькую разведку, не боясь, что тот пропадёт или завалится. Многие новички даже после обучения справляются значительно хуже. Где бы набрать таких талантов, только с колдовским даром?..
— Эй, я тебя нашёл. Привет снова.
Ответом ему — молчание. То ли он спит с открытыми глазами, то ли случилось что-то совсем уж жуткое. Что-то такое, чего не распознаешь с первого раза, коротко пробежавшись взглядом по поверхности. Лайон задумчиво гудит, склоняет голову набок и ещё немного сокращает дистанцию. Присаживается на корточки.
— И как я должен понять, что с тобой всё в порядке, если ты не реагируешь? Можешь хоть голос подать?
Видимо, нет. Лайон беспокоится всё сильнее, хмурит брови и отсчитывает удары сердца. Мальчишка дышит, моргает очень медленно. Поначалу он казался расслабленным, но при ближайшем рассмотрении выясняется, что напряжён, как натянутая струна. Взбулькивает вдруг как-то странно, закусывает губы — от этого непонятного звука аж озноб пробирает. Теперь точно придётся грубо вмешиваться, нарушать личное пространство и причинять неудобство — чтобы распознать проблему, Лайону нужно хотя бы прикосновение.
Протянутую ладонь обжигает, невидимый огонь мажет наискось по пальцам, а мальчишка в мгновение ока взвивается с места, так быстро, что глаз практически не успевает за ним уследить, и так нечеловечески изогнувшись, что Лайон ожидает в любой момент услышать хруст костей и сухожилий.
Пальцам горячо и мокро, Лайон догадывается, что его чем-то порезали, но отвлекаться на проверку пока не рискует — отводить взгляд сейчас попросту опасно. Кровотечение подождёт: парнишка хоть и отскочил, но ноги уносить не собирается, пригибается к земле, как загнанный в угол зверёныш, и готовится биться до последнего. В глазах — до костей пронизывающий ужас и смирение с неизбежным, дикое и очень неприятное сочетание. Лайон наконец-то замечает у него нож. Видимо, лежал рядом на всякий случай, не всё же от нечисти полынью и нательным крестиком отбиваться…
И тут всё встаёт на свои места: и испуг, и эта реакция, и то, почему он не шевелился, не слушал и не смотрел. Лайон просто поражён своей недогадливостью и чёрствостью.
— Эй, эй, тише, — он аккуратно, медленно поднимает руки, стараясь не делать резких движений и жалея о том, что рядом нет ни одного целителя, способного парой волшебных пассов привести пациента в состояние благостного спокойствия. — Я живой, настоящий, обычный человек. Вот, смотри, кровь бежит. Ты меня ножом царапнул, а я кровью пытаюсь истечь, черти и лешие так не умеют.
Мальчишка растерян, хлопает глазами и ничего не понимает. Он ожидал чего-то совсем другого, готовился к безнадёжной схватке не на жизнь, а на смерть, а тут такое разочарование. Боевой настрой и установка на героическую гибель моментально испаряются, организм отменяет чрезвычайный режим, и остаётся один только сплошной конфуз.
— Неужели задел?.. — бормочет он себе под нос испуганно, неловко валится сначала на одно колено, затем на другое. — Нужно, ну… Перевязать, наверное?..
Порез действительно сильно кровит и болит к тому же совершенно гнусно, пора бы предпринять что-нибудь. Но Лайон, в первую очередь, просто рад слышать связную речь. Кажется, у него проблемы с расстановкой приоритетов. Только приземляясь на пятую точку прямо в траву, он наконец задумывается о том, какую первую помощь может сам себе оказать прямо сейчас. Рубаху рвать не хочется, но перевязка могла бы стать отличным подспорьем для уже начавшегося исцеления — пусть на нём всё заживает, как на кошке, происходит это отнюдь не мгновенно.
— У меня должно найтись что-то подходящее, — разглядеть толком его лицо в темноте — задача практически невыполнимая, но по голосу понятно, что мальчишка собирается, и даже уже начал, есть себя поедом за то, что натворил. Он бросает в траву нож, неопределённо взмахивает рукой и пытается куда-то ползти; проследив за направлением движения, Лайон обнаруживает чуть поодаль неаккуратно брошенную сумку и погашенный масляный фонарь, вернее, силуэты предметов, смутно их напоминающие.
Первая попытка проползти эти несколько метров с треском проваливается. Эмоциональный откат беспощадно бьёт по коленям, делает их ватными и непослушными, и мальчишка со стоном утыкается лицом в землю:
— Господи, ну зачем же так пугать?..
— Искренне прошу за это прощения, — с готовностью откликается Лайон. Он действительно сожалеет, что так вышло. — Но я и представить себе не мог, что кто-то примет меня за шатающуюся по лесу нечисть.
— Извиняется ещё, ненормальный! — бубнит он и как будто закатывает глаза, дотягивается наконец до сумки и принимается за поиски. — Ты должен злиться. Или ныть, что больно. Или паниковать, как любая другая городская неженка. Угрожать кровавой расправой. Что угодно, кроме извинений.
— Да ну, из-за такой нелепости, — Лайон зажимает порез, обе ладони испачканы и, возможно, на штаны накапало тоже, хоть он и старался следить. Нет субстанции более непредсказуемой и капризной, чем кровь. — Слишком много чести.
— Из-за такой нелепости менее удачливые пальцев лишаются, — мальчишка передёргивается почти ощутимо, его эта тема явно очень беспокоит. Вынимая из сумки аккуратно свёрнутую чистую тряпицу, он, всё ещё с опаской, перебирается ближе к Лайону. — Это просто тебе везёт, да и я не особо умел — в темноте и с перепугу к тому же. А может, ты просто из тех, кто боли не чувствует, хотя на самом деле всё очень плохо. А может, ты всё-таки меня обманываешь, прикидываешься человеком и выжидаешь подходящего момента, чтобы мне голову оторвать. Вариантов много, мне ни один не нравится.
У Лайона под кожей уже вовсю копошатся крохотные крупицы магии, забивают собой порезы, понемногу стягивают кожу. Такие царапины его только смешат и не волнуют ни на йоту; куда более неприятно в очередной раз замечать зыбкую тень превосходства в уголках собственных губ и ощущать липкий налёт снисходительной жалости на глазах. Он так давно не имел дела с обычными людьми, с их совершенно иным мироощущением, миропониманием и образом жизни, что совсем об этом позабыл, и спустя столько лет почти поддался вылезшим на поверхность дурным юношеским привычкам. Многие маги любят считать себя богами.
— Ты довольно спокойно реагируешь для человека, всерьёз рассматривающего вариант с отрыванием его собственной головы в ближайшем будущем, — чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Лайон снова переключает внимание на него. — А по виду не скажешь, что такое с тобой часто случается.
— Я смирился уже, что целым-невредимым не вернусь, — хмыкает он, сосредоточенно разрывая тряпицу на несколько полос. — Меня бабка как учила? Круг очерти, за границы носа не кажи, на бесов не смотри: увидят тебя, и спасения нет. На голоса не отзывайся, уболтать себя не давай, ничему и никому не верь, молись. Соблюдаю я бабкины заветы? Нет, как видишь. Да я от страха ни одной молитвы как не смог вспомнить, так и до сих пор не могу. Так что либо мне сказочно повезёт встретить сегодня рассвет, либо бабка была права. Руку давай сюда.
Лайон послушно протягивает ладонь, с интересом запоминая наставления старшего поколения. Использовать магические круги — это правильная концепция даже для лишённых дара, он и сам практикует, но вот молитва? Это действительно должно как-то кому-то помочь? Утверждение весьма сомнительное. Лайон оставляет комментарий при себе, не берясь спорить с накопленной годами мудростью поколений. Зато оправдалась его догадка о том, почему он так отвратительно поздно начал слышать и ощущать присутствие мальчишки, и почему тот вскинулся в ту же секунду, стоило ему только почувствовать легчайшее прикосновение. Но какой же должна быть сила воли, или упрямство, или отчаяние, или вера, чтобы простой круг так хорошо скрывал от опытного мага… Или это просто маг позволяет себе преступную невнимательность?.. В любом случае, за дело получил и сам виноват.
— Тебе не темновато? — спрашивает Лайон, наблюдая за тем, как сосредоточенно мальчишка примеряется, откуда бы ему поудачнее начать бинтовать. Разглядеть хоть что-то, кроме смутных теней, незначительно отличающихся только оттенками, не получается.
— Самое то, — лёгкий сарказм цели не достигает. — Мне не видно вообще практически ничего, включая твои порезы, а значит, я не паникую. А если я не паникую, значит, справлюсь. Скорее всего. Однажды я так же в ночи напоролся на какую-то корягу, пришлось ползком да на ощупь выискивать лопухи с подорожниками...
— Интересно ты живёшь, необычно. А лесной променад — это у тебя еженощное мероприятие или так, только по выходным и праздникам? — Лайон очень старается не давать волю воображению и не веселиться слишком уж явно, но, как и недавний сарказм, все его попытки подколоть проходят мимо и разбиваются о рассеянное:
— Лесное что?..
Ну разве не очаровательно? Лайон испытывает острое желание трепать его по волосам до тех пор, пока не заискрит, но руки испачканы, а нервное напряжение всё ещё велико — от лишних прикосновений лучше пока воздержаться. Вместо этого он тянется к во все стороны торчащим вихрам мысленно, очень аккуратно, со всей доступной теплотой.
— Прогулка. Всего лишь прогулка, — улыбается Лайон. — Давай я тут сам управлюсь, а ты зажги-ка лучше фонарь. Чего ему без дела стоять? Потом просто поможешь мне узелок завязать, раз крови боишься.
Конечно, он ворчит, что ничего не боится и дудки это всё, но ретируется стремительно и с явным облегчением. Лайон про себя посмеивается, ловит расползающиеся от солнечного сплетения отголоски нежности и ловко перематывает пальцы тряпицей: ему и не нужно уже, но так всё равно лучше, избавляет от ненужных вопросов.
С золотистым светом слабого фонарного огонька всё становится немного лучше и проще: свет привносит чуть больше узнавания и понимания. Глаза мальчишки делаются ещё больше, а брови взлетают вверх:
— Так это ты. Тот, дневной, — бормочет он со странным, озадаченным выражением человека, чьи самые худшие опасения оправдались, но на деле оказались вовсе не такими ужасными. — Что ж сразу не сказал? Я не признал в темноте.
— И как ты это себе представляешь? — Лайон смеётся и машет руками, заставляя мальчишку недовольно шипеть и тянуть его за рукав: узелок-то нужно завязать, сам просил. — Мы друг другу так и не догадались представиться тогда.
— Да уж, я полдня только об этом и думаю… — он придирчиво изучает повязку Лайона, смахивает чёлку со лба и глядит хмуро, словно предупреждая: только попробуй сказать что-нибудь по этому поводу. — Решил для себя: как увижу снова, первым делам представлюсь. А не вышло.
— Ну так ещё не поздно всё исправить, — Лайон сдерживается и не комментирует, но он польщён. Улыбка так и норовит уползти за пределы его лица.
— Скиттлз. Меня зовут Скиттлз. Имя под стать характеру, я болтаю много всякой ерунды, — он вздыхает и утыкается взглядом в землю. — Ну всё, демон, можешь меня забирать, я готов.
Лайон хохочет так громко, что спугивает какую-то птицу с ближайшей ветки.
— Это было так странно. Я потом до самой ночи голову ломал, что же это значило…
Всё дело в глазах Лайона. Сейчас не видно, но днём они были как будто совсем жёлтые, как капля сосновой смолы на просвет. Непривычно, необъяснимо красиво и так завораживающе, что весь мир на мгновение остановился, замер вихрь мыслей в голове. Замер, а потом, много позже, обрушился всей своей силой: жёлтый — это странно, это непонятно, а с непонятным рука об руку идут домыслы и спекуляции, выдумки и безумные фантазии. Особенно тогда, когда остаёшься один в обнимку со всем страхом этого мира.
— Чем больше я думал, тем больше пугался, — лёжа на животе и болтая ногами в воздухе, Скиттлз покачивает трофейной лайоновой флягой. Вино тихо плещется о стенки, он дольше и охотнее говорит с каждым глотком. — Я был уже почти уверен, что попался на пути какому-то бесу или оборотню, и чуть не сожрал себя за то, что так много наговорил, пошёл на этот обмен. Меня бабка в детстве учила ничего действительно своего просто так не раздавать, а тут я собственными руками вручил тебе своё дыхание и отпустил…
Дыхание — для затравки, чтобы раздразнить его аппетит, а себя навсегда лишить возможности убежать и затаиться. Маленькая глиняная птичка в нагрудном кармане у Лайона будто становится тяжелее и нагревается, пульсирует, бьётся, как живое сердце. У Лайона шумит в ушах.
— И многих у вас демоны съедают, чтобы так об этом переживать? — он внимательно следит за жестами Скиттлза, за его движениями, интонациями. Впитывает всё, что получается впитать, не может оторваться, и каждое новое слово делает только хуже.
— Чтобы прямо демоны — никогда, — нехотя признаёт тот, поморщившись. — Но растила меня очень суеверная, а под конец ещё и очень сумасшедшая бабка. Во всём вокруг научила видеть бесовщину, забила голову всяким мусором и позволила богатому воображению доделать дело. А ведь у нас действительно немало неприятных и странных вещей происходит временами... Боги, это так неловко.
Неловко — это все его слова прокручивать в голове, примерять на себя, а потом смотреть на него и замечать постепенно отступающую тревогу, то, как смягчаются черты его лица, как расслабляются плечи и он перестаёт дёргаться, ослабляет свою защиту. И чувствовать себя от этого странно, придавать значение мелочам вроде того, что его губы только что касались горлышка фляги, которую он теперь снова протягивает Лайону.
— Сколько лет ни одного демона живьём не видели, — фыркает он, собираясь с силами перед следующим глотком вина. — А люди всё равно продолжают ими пугать детей и шарахаться от всякой тени. Особенно деревенские.
— Тебе хорошо говорить, — Скиттлз нацеливает на него обвиняющий палец. — Вы, городские, сидите у себя за стенами и всё вам нипочём. Никто не культивирует в вас страх перед лешими, русалками и кикиморами, вы не теряетесь в трёх соснах потому, что лес решил с вами поиграть, вас не зовут голоса из-под стоячей воды, вы не знаете, какая чертовщина порой начинает твориться в наших домах, потому что ваши защищает Цитадель. Это у тамошних магов голова болит о всех жутких днях в году, вроде сегодняшнего. Да, разная потусторонняя дичь давно уже к нам не лезет, не поднимает покойников из могил, но и без этого гадостей хватает. Порой пообщаешься с людьми в городе — а они на тебя как на сумасшедшего смотрят, потому что так просто не бывает. А ты своими глазами видел, своими ушами слышал. И начинаешь думать, что уже тоже потихоньку едешь крышей. Совсем как бабка на старости лет, мир её праху.
Голова у магов Цитадели болит почти постоянно, Лайон может подтвердить. У тех, кто занимается делами на этой стороне, в гораздо меньшей степени, чем у всех остальных, в том числе и у него — хотя рассказывают, что поначалу здесь забот и хлопот было более чем достаточно. Теперь ситуация стабилизировалась, и основные силы перекинули на другую сторону, чтобы и дальше всё оставалось так, как есть. Приятно знать, что их труд себя оправдывает. Неприятно знать, что оправдывает он себя далеко не для всех.
— Чего ж ты тогда ночью — в лес? Против бабкиных-то указаний, — Лайон не собирается вываливать это всё на взъерошенную светловолосую голову, нет в нём такой потребности, да и мальчишке это ничем не поможет. Пусть уж лучше сам выговорится, слушать Лайон умеет намного лучше, чем говорить. — На смелость себя испытываешь? Или на неприятности напрашиваешься?
Костерок, который они развели, покинув по настоянию Скиттлза насиженное место и выбрав полянку поближе к выходу из леса, задорно трещит недавно подброшенными прутиками, и довольно долго только этот звук заполняет тишину. Скиттлз молчит. Поворачивается набок, подпирает голову ладонью и смотрит на Лайона пустым взглядом, словно сосредоточенно прикидывает что-то в уме. Причудливые тени блуждают по его лицу, скрадывая черты и делая неочевидным выражение.
— Ты ведь знаком с поверьем о цветке папоротника? — наконец, спрашивает он негромко. — Волшебный цветок, распускающийся лишь на несколько мгновений единственный раз в году и дающий нашедшему его необыкновенную силу. Неизвестно, правда, какую именно — вариантов много, — но все сходятся на великом могуществе и обещании лучшей жизни.
Вот уж чего-чего, а такого Лайон никак не ожидал. Да, легенда ему знакома, кто ж её не знает, но в его понимании всё это — восхитительная, не стоящая внимания ерунда. От недоверия и удивления он даже рот раскрывает.
— Я его ищу, — подтверждает Скиттлз со вздохом. — Каждый год сбегаю ото всех подальше и ищу. Не так, как большинство деревенских, которые топчутся по ближайшим полянкам просто ради того, чтобы создать вид бурной деятельности. Я, кажется, облазил уже все подходящие места. И даже парочку неподходящих.
Лайон прикладывается к фляге и жестом предлагает Скиттлзу выпить ещё. Тот не отказывается — ему немного неуютно от темы разговора, хоть чувствует он себя в компании Лайона на удивление спокойно и комфортно. К тому же, вопросы сами собой напрашивались, а после случившегося недоразумения он считает себя не вправе отказывать Лайону в ответе.
— И что ты собирался делать с этой огромной силой, если бы тебе удалось сорвать цветок?..
— Да плевать на силу, — Скиттлз досадливо дёргает уголком рта и поджимает губы. — Не ради неё всё это. Меня куда больше интересует принципиальная возможность изменить хоть что-то.
Он садится, скрещивает ноги и наклоняется поближе к Лайону — глаза блестят, на скулах лёгкий, но уже различимый румянец.
— Никогда не думал, что этот мир устроен просто по-идиотски? Они нам говорят — магия есть в каждом, только вот кто-то, вроде тех магов из Цитадели, творит что-то невообразимое, а у кого-то на одно-единственное заклинание в жизни сил не хватит, — он нервно постукивает пальцами по колену. — Тот, кто поспособнее, как-нибудь устроится, потому что может делать — что бы он там ни делал — лучше, больше, быстрее, качественнее. А кого-то вроде меня типы из Города даже за человека не считают. Не все, конечно, но многие. Я, может, своими собственными руками из глины могу слепить такое, чего они и представить не в состоянии, но всё равно — убогий, и точка.
Лайон опускает взгляд. Ему это знакомо, в юности он сам не гнушался презрительно кривить лицо, а то и как-нибудь совсем неприятно высказываться по этому поводу. Но со временем, немного повзрослев и поумнев, он заметил одну особенность: громче всех кричат обычно те, кто сам почти ничего толком и не может. Ему стало противно и мерзко быть таким же, мозги встали на место, а чувства эти не ушли и по сей день.
Носители дара действительно имеют гораздо больше возможностей, даже если колдовать могут совсем по чуть-чуть. Они просто… могут, и это делает их более значимыми, более способными, более ценными. Если же ты не способен колдовать, то в какой-то момент достигаешь предела, потолка, который не преодолеть. И с этим ничего нельзя сделать. Всё решает наследственность, которую не выбирают: если родители были мало склонны к колдовству, то и дети их вряд ли будут хватать звёзды с неба. Самородки иногда появляются, но это скорее исключение, чем правило.
Расслоение было неизбежно и началось слишком давно. То, что когда-то было небольшой трещинкой, уже целую вечность назад превратилось в непреодолимую пропасть. Таков порядок вещей.
— Всегда бесили все эти сказки про волшебные артефакты — какие-то жалкие, бессмысленные попытки подсластить пилюлю, — продолжает Скиттлз тем временем, очень раздражённый, почти даже злой и восхитительно живой. — Но какая-то часть меня продолжала верить, что да, где-то в этом мире существует способ одним щелчком пальцев изменить положение дел. Прыгнуть выше головы. И я начал искать то, что было в пределах моей досягаемости — сначала из омерзительного чувства надежды, а в последнее время чтобы это самое чувство убить. Доказать себе, что сказки и есть сказки, смириться и быть уже как все. В этом году был последний раз: я пообещал себе, что если поиски провалятся, я остановлюсь. Продолжу ворчать, как несправедлив мир, но буду смиренно работать в гончарной мастерской до тех пор, пока не смогу открыть свою. А если не получится… Возможно, пригожусь где-нибудь ещё. Семью заведу. Отупею, задеревенею, зачахну и рано или поздно умру. Надеюсь, рано.
За одно мгновение они оба проживают целую жизнь, нарисованную Скиттлзом. Мрачную и безрадостную, наполненную медленным отмиранием и угасанием. У Лайона по спине пробегает холодок, когда он представляет себе это будущее.
— Мне очень жаль, — выдавливает он едва слышно, и слова тяжело падают между ними, не воспринятые и не понятые. Лайон это видит по глазам — а взгляда он не отводит и не даёт ни единого повода сомневаться в своей искренности.
— Тебе-то почему?.. — Скиттлз хмурится, растерянно трясёт головой — может, услышал что-то не то, и кусочки нужно снова перемешать, чтобы они встали на свои места? — Ты что ли сделал этот мир таким, какой он есть?
— Нет, не я, — Лайон невесело усмехается: надо же, как он за несколько минут прошёл путь от демона до бога. — Просто никто должен вот такое чувствовать и так видеть свою жизнь, это ужасно.
— Да ладно, не расстраивайся ты так, — он смущённо поводит плечами, скребёт ногтями щёку и ёрзает, не зная, куда себя деть. Реакция Лайона ему делает непонятно и неловко, а ещё этот взгляд, насквозь пронизывающий, как будто к месту пришпиливает, заставляет волноваться лишний раз. — Я просто драматизирую по привычке, не стоит это близко к сердцу принимать…
Осторожное, очень тёплое прикосновение чужой ладони к волосам заставляет его замолчать. Лайон медленно, размеренно и бережно гладит его по голове, успокаивая и убаюкивая, щекам Скиттлза от этого становится жарче прежнего. Вынужденное сокращение дистанции создаёт очередную паузу, заставляет остановиться и полностью меняет настроение.
На самом деле Скиттлз очень устал и внутри у него пусто-пусто.
Сегодня его поиски закончились насовсем, но он так и не придумал за всё это время, чем же заменить упрямо цеплявшуюся за жизнь надежду. Так и осталась дырка на её месте, зияющее пустое пространство. Он сутулит плечи, сворачивается вокруг этой своей внутренней пустоты, закрывает лицо ладонями и медленно выдыхает.
— Всё наладится, — ладонь Лайона ложится на его шею, горячая, как солнечные лучи в полдень. Ещё мгновение — и Скиттлз утыкается лбом ему в плечо. Лайон говорит ещё что-то, но Скиттлз позволяет себе не слушать, отключиться и временно перестать быть.
Рассвет они так и встречают рядом, впритирку друг к другу. Скиттлз спит, привалившись к плечу Лайона и пригревшись у него под боком, а Лайон кусает костяшки пальцев. Ещё пара часов — и ему возвращаться в застывшую бесконечность Границы, где призрак тёплого дыхания, притаившийся у него на шее, не проживёт и минуты.
Но пока время у него ещё есть. А после — он знает, где искать, и обязательно вернётся.
@темы: Команда Лайон/Скиттлз


С силой тысячи солнц, часть 2
Автор: Коты и Радуги
Бета: Коты и Радуги
Размер: мини, 1869 слов
Пейринг/Персонажи: Лайон/Скиттлз
Категория: слэш
Жанр: фэнтези, романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Они впервые встретились на празднике середины лета: Скиттлз думал, что Лайон — демон, пришедший сожрать его, а Лайон думал, что его глаза — самое восхитительное, что он когда-либо видел в своей жизни
Примечание/Предупреждения: АУ, полная магии и тлена

С самого начала всё было предельно очевидно: Лайону не нужно было даже напрягаться, чтобы предвидеть, с чем ему предстоит столкнуться. Нахмуренные брови, взгляд исподлобья, скрещённые на груди руки — весь вид Скиттлза демонстрирует его недовольство и упрямое отрицание всего и сразу. Он напряжён, насторожен, все защитные иголки его брони — наружу. Ко всему этому Лайон был готов.
— Могу я войти? — Лайон старается не показывать лицом весь букет эмоций, которые он испытывает, просто видя Скиттлза перед собой в этот самый момент. Он должен быть вежлив и сдержан, как подобает воспитанному человеку и — особенно — боевому магу.
Скиттлз колеблется, сомневается, отводит взгляд. Возможно, немного смущается, но Лайон всё ещё не уверен, что читает его, чувствует его правильно. Внимание почти всей улицы приковано к ним, будто к актёрам на сцене в свете софитов: десятки глаз недоверчиво, с любопытством, недоумением, уважением, неприязнью, завистью смотрят на его форму, сверкающие знаки различия, и строят сотни предположений. Что могло понадобиться магу, офицеру, в Нижнем городе?
У Лайона за спиной зарождается целый рой слухов, один красочнее, таинственнее, запутаннее другого. Скиттлз тушуется и сторонится, давая ему пройти в дом:
— Ты привлекаешь слишком много внимания, — бурчит он недовольно и неуютно ёжится, на несколько мгновений столкнувшись лицом к лицу с молчаливым ожиданием прохожих. Торопливо захлопнутая дверь снова возвращает его мир в привычные рамки.
Лайон чувствует себя отчасти виноватым — он имел наглость рассчитывать на это давление, когда заявился к Скиттлзу среди бела дня в армейском обмундировании. Он малодушно не хотел оставлять Скиттлзу никакого иного выбора, кроме как сдаться, пустить его, выслушать то, что он хочет сказать, не имея возможности сбежать. Только о том, чтобы приготовить заранее речь, он не позаботился. К лучшему; всё равно всё вылетело бы у него из головы.
— Зачем ты пришёл?
Всё просто, никаких вступлений, сразу к делу. В полумраке блеклой прихожей, практически на пороге. Лайон с трудом сдерживает порыв прикоснуться к нему, привлечь в свои объятия:
— За тобой.
Скиттлз прислоняется спиной к входной двери. Закрытый, застёгнутый на все пуговицы, он выглядит так, словно оказался загнан в ловушку в своём собственном доме. Но Лайон хотя бы не чувствует враждебности в свою сторону, и это даёт ему надежду. Даёт ему больше внутренней свободы.
— Мне кажется, в прошлый раз я выразился достаточно ясно. Нам не стоит больше видеться, — Скиттлз даже говорит не так, как обычно. Более отрывисто, резко, нервно. Как если бы он стремился поскорее вытолкнуть из себя слова, чтобы не дать сомнениям встать у них на пути.
— С прошлого раза появилась хоть одна убедительная причина для того, чтобы я на это согласился?
Он дал Скиттлзу достаточно времени, чтобы подумать об этом, взвесить все за и против, но, судя по болезненно искривлённым губам и окаменевшим плечам, разговор пойдёт по уже известному им обоим сценарию:
— Ты маг, это само по себе уже достаточно веская причина! — выпаливает Скиттлз и смотрит на него выжидающе. Без привычного вызова, только с тенью всепоглощающей безысходности во взгляде и глубоко, под бесконечными покровами запрятанным желанием, чтобы его переубедили.
Чего Лайон никак не может взять в толк, так это причину, по которой бытность его магом для Скиттлза есть приговор. Почему он расписывается в собственном бессилии и сбегает, хотя никто не гонит его, а вовсе даже наоборот.
— Что это меняет, Скит? — спрашивает он негромко, ласково, делая маленький шаг к нему навстречу.
— Это всё меняет. Ты должен был сказать сразу, а не скрывать это от меня.
— Я не скрывал ничего. Просто не считал нужным упоминать, а ты не спрашивал. Не думал, что это так важно, — о Боже, какой же он… У Лайона перехватывает дыхание и грудь изнутри распирает. Он бессилен сделать с этим хоть что-нибудь, бессилен унять эту боль, бессилен справиться с нахлынувшими чувствами. Скиттлз одним своим присутствием, одним своим существованием лишает его опоры под ногами и пускает сердце в неистовый пляс, разгоняющий кровь до какой-то феноменальной скорости.
— Конечно важно, а как иначе?! — Скиттлз вскидывает голову, возмущённый его словами до глубины души. — Я не… Я бы… Я никогда бы к тебе не приблизился, знай я с самого начала.
И это ещё один повод для Лайона убедиться в том, что всё делается к лучшему.
— Мне всегда казалось куда важнее то, что мы были вместе и нам было хорошо от этого. Маг или нет — я это всё ещё я, — Лайон и не заметил, как подошёл почти вплотную, заставив Скиттлза сжаться ещё сильнее в попытке то ли сделаться меньше, то ли просочиться сквозь дверь.
— Ты не понимаешь, — он упрямо мотает головой, поджимая губы. — И я не понимаю, что мне думать, во что мне верить. Ты это ты? Но я больше не уверен, что знаю, кто ты есть.
— Всё тот же Лайон? Мы встретились на празднике середины лета, ты думал, что я демон и хочу тебя сожрать, я думал, что твои глаза самые восхитительные из всего, что…
— Это не то! — Скиттлз перебивает его, повысив голос. — Просто… Просто представь, как это выглядит со стороны. Магу стало скучно в своей цитадели и он пошёл в народ, подцепил на крючок какого-то дурака, сотворил свою магию — и вуаля! Готова ручная зверушка. И так подумает каждый. Каждый! Потому что по-другому не бывает. С чего бы тебе вообще… Всё, что у меня есть — ты видишь вокруг себя. И ещё рисунки да глина, но это не важно. Я из самых низов, даже не из Города-За-Стеной, а ты… Ты боевой маг. Не просто человек, которому чуть больше повезло с роднёй и наследственностью, а чёртов офицер. Кто в здравом уме вообще допустит мысль о том, что мага вроде тебя и простолюдина вроде меня может связывать хоть что-то, кроме отношений на одну ночь? Ты видел, как все те люди смотрели на тебя, когда ты здесь появился?
Лайон теряется в словах и мыслях так же, как Скиттлз, выливающий на него поток своего неуёмного сознания. Впору хвататься за голову, чтобы её не унесло куда-нибудь ненароком. Вместо этого Лайон протягивает руки к Скиттлзу — тот не сопротивляется и не отмахивается, только смотрит предостерегающе, весь ощетинившийся и готовый укусить в любой момент. Бесполезно, Лайон всё равно проводит пальцами по его волосам, обхватывает ладонями лицо.
— Ты что же это, думаешь, что я просто от скуки решил завести с тобой интрижку? Творю какие-то приворотные фокусы и гаденько хихикаю в стороне, когда ты на них ведёшься? А потом, наигравшись, вернусь обратно к своей привычной жизни и оставлю тебя позади? — он сам не верит, что произносит вот это вслух. — Ну и фантазия, Скит… Я, получается, самый настоящий злодей. Даже не знаю, что сказать.
— Я в аду, Лайон, в самом настоящем аду сейчас, — тот закрывает глаза и понижает голос до шёпота, уже не пытаясь отстраниться, а только вцепившись в его запястья, не зная, для чего: оттолкнуть или не отпустить. — Просто скажи, что всё это не так, что всё это просто моё больное воображение, недостаток сна и переизбыток мыслей, неуверенность, что угодно. Что в мире существуют сказки, Золушки встречают своих прекрасных принцев, а то счастье, которое я испытываю рядом с тобой — оно моё и только моё.
— Хочешь, принесу тебе своё личное дело? Там по пунктам расписано, какие области магии и на каком уровне мной изучены, — Лайон гладит его раскрасневшиеся, горячие щёки подушечками пальцев, и никак не может побороть улыбку. Ничего смешного и ничего весёлого нет в том, что Скиттлз чувствует себя именно так, что у него вообще появились такие мысли и сомнения, но он очень, очень счастлив. Так счастлив, что это почти невыносимо. — Я не умею манипулировать сознанием, Скит. Поэтому всё, что ты чувствуешь или думаешь, твоё на сто процентов.
Всё совсем не так страшно, как могло бы быть. Всё совсем не безнадёжно, просто Скиттлз сам себе придумал какие-то дурацкие причины, сам себя накрутил и поверил собственную выдумку. Это, по крайней мере, можно исправить. Не вернуть только ушедшие чувства, но это, слава Богу, не их случай. Облегчение подобно эйфории.
— Посмотри мне в глаза. Ты правда думаешь, что я способен на подлость? По отношению к кому угодно и особенно к тебе? — конечно, Скиттлз ему в глаза не смотрит, а жмурится посильнее и кусает губы. Неуверенностью, словно ядом, он проеден насквозь, и в голове его пыльным, всепроникающим роем клубятся сомнения. Целый склад какой-то ненужной, мешающей жить ерунды, а не голова. — Я люблю тебя. Люблю так сильно, что даже больно от этого, и хочу, чтобы мы были вместе. Можешь не говорить мне, можешь вообще никогда ничего подобного не произносить вслух, но хотя бы себе сейчас признайся — ты тоже влюблён. И если это действительно так, если ты чувствуешь себя счастливым рядом со мной, то я не понимаю, почему ты продолжаешь меня отталкивать.
И он тоже наверняка не понимает этого сам, но продолжает машинально творить глупости, прислушиваясь зачем-то к голосам сомнений.
— Перестань уже упрямиться, ты делаешь это просто по инерции, — Лайон хочет прекратить этот спектакль, взять Скиттлза за руки и увести прочь отсюда, из этих блеклых, будто насквозь пропылённых стен. Это не то место, где ему стоит быть, не то место, которому он принадлежит.
Скиттлз медленно, устало выдыхает, вместе с воздухом выпуская из себя лишнее напряжение. Струна не порвалась.
— А дальше? Всё будет так же? — спрашивает он совсем тихо и тускло. — Ты будешь решать, говорить, что правильно, и давить, сваливая любое несогласие на упрямство?
— Поразительная способность выворачивать всё наизнанку, просто поразительная, — Лайон проводит ладонью по лицу и сжимает пальцами переносицу, беря небольшую паузу. Это как же нужно умудриться, чтобы носить в себе столько комплексов разом, да ещё и отчаянно за них цепляться? — Скит, не надо делать из меня тирана там, где проблема исключительно в удавке давно протухших социальных стереотипов на твоей шее. Это не настолько обидно, чтобы я развернулся и ушёл, отказавшись от всех своих слов, но достаточно неприятно.
— Я не то… Не так… Хотя вообще-то вполне, — так и не решив, что именно хотел сказать, а в процессе и вовсе поменяв мнение, Скиттлз плавно сползает на пол и, капитулируя, поднимает руки. — Извини, я очень стараюсь вести себя как мудак, но у меня даже это нормально не получается.
— Ну и зачем? — Лайон опускается перед ним на корточки, заглядывает в лицо и получает в ответ привычную недовольную гримасу:
— Затем. Мне непонятно. У тебя будет целая куча неприятностей, если притащишь меня в Цитадель. Пойдут разговоры, сплетни поползут. Про меня, про тебя. Десятки любопытных носов вокруг, косые взгляды, пятно на репутации. Одни только проблемы от меня и никакой пользы.
Лайон горестно вздыхает.
Лайон закатывает глаза.
Лайон прикладывает ладонь к лицу.
Лайон протягивает руку и треплет его светлые волосы до тех пор, пока они не превращаются в самое настоящее воронье гнездо, игнорируя возмущённое пыхтение и бесполезные взмахи конечностями.
— Ты вообще хоть что-то из сказанного мной слушал? Или опять в одно ухо влетело, из другого вылетело? — он вкладывает в голос всё неодобрение и возмущение, на какое только способен. Должно звучать достаточно убедительно. — О какой пользе вообще может идти речь, мы ведь не о купле-продаже с тобой говорим. И отталкиваешь ты меня не потому, что у тебя какая-то личная неприязнь ко всем магам, не потому, что тебе эти отношения даром не сдались, а из-за неуверенности в себе и страха, что кто-то там что-то скажет? Серьёзно?
Он с ужасающей лёгкостью вздёргивает Скиттлза на ноги и обнимает так крепко, что не даёт ему ни единого шанса даже шевельнуться лишний раз:
— Я люблю тебя, Скит, — медленно и очень членораздельно говорит Лайон, наклонившись к самому его уху. — И буду повторять это так часто и так много раз, что рано или поздно ты поверишь мне.
— Но я… — возражает было Скиттлз, но снова не заканчивает фразу и толкает щекой его подбородок, в попытке заставить хоть немного отстраниться. — Ты колючий.
— Ты тоже, — Лайон улыбается ему в висок. — Но этим меня не напугать. Пойдём отсюда, хватит дышать пылью.
С силой тысячи солнц, часть 3
Автор: Коты и Радуги
Бета: Коты и Радуги
Размер: мини, 1234 словa
Пейринг/Персонажи: Лайон/Скиттлз
Категория: слэш
Жанр: фэнтези, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Они впервые встретились на празднике середины лета: Скиттлз думал, что Лайон — демон, пришедший сожрать его, а Лайон думал, что его глаза — самое восхитительное, что он когда-либо видел в своей жизни
Примечание/Предупреждения: АУ, полная магии и тлена

Лайон смахивает со лба Скиттлза сильно отросшую чёлку, наклоняется и крепко прижимается к нему губами. Он всегда так прощается, ласково улыбаясь и напоследок пропуская между пальцев мягкие русые волосы. Скиттлз старается не дёргаться, не уходить от прикосновений, несмотря на раздражение и бессильную злость. Он не может заставить себя посмотреть на Лайона, хмурится, хочет оттолкнуть — но, конечно, не отталкивает. Только мысленно кричит что-то абстрактно обидное.
— Мне пора, — объятия — это последний рубеж, и теперь только пара мгновений отделяет Скиттлза от тягучей, вязкой пустоты подступающих к порогу сумерек. Неизвестно, когда Лайон сможет выбраться к нему в следующий раз. Неизвестно, вернётся ли он вообще.
В голове Скиттлза начинается обратный отсчёт. Вот Лайон отстраняется от него, поворачивается, делает первый шаг. Он никогда не открывает портал прямо в доме, на глазах у Скиттлза — специально выходит за дверь и притворяется, что у них всё как у людей. Бред, но от этого самую малость легче. Только иногда немного обидно, что нельзя наплевать на собственную гордость и побежать за ним следом.
Повинуясь импульсу, Скиттлз хватает его за рукав рубашки, заставляя стрелку, отмеряющую секунды до расставания, немного замедлиться. Корит себя за это немилосердно, ведь всё равно нет смысла просить его остаться.
— Скит?
Он всё ещё отказывается поднимать голову, смотреть Лайону в глаза. Упрямо поджимает губы, прячется за чёлкой. Расцарапать бы собственное горло, чтобы добраться до комом в нём застрявших слов и растереть их в пыль. Вскрыть бы собственную грудную клетку, разворотить рёбра, чтобы дотянуться до сердца и заставить его прекратить биться так сильно.
Скиттлз вжимается лицом в плечо Лайона, всё так же сминая в пальцах плотную ткань рубашки.
«Пожалуйста, останься».
— Ты умеешь перемещаться в пространстве, можешь за секунду оказаться на другом краю света, — от сдерживаемых эмоций голос грубоват, а фразы — отрывисты. — Не может твой мир немного подождать? Хотя бы до утра.
— Это и твой мир тоже, — напоминает Лайон мягко, кладёт тёплую ладонь ему на затылок и зарывается носом в волосы. — И ему нужна помощь, чтобы мы все могли спокойно жить здесь дальше.
Он по-своему прав, но ничегошеньки не понимает. Потому что Скиттлз никогда раньше не говорил ему, насколько всё лишается смысла, когда его нет. Пусть мир рушится, сколько хочет, Скиттлз с радостью сгорит вместе с ним, если в последние мгновения Лайон будет рядом. Это лучше, чем бесконечно ждать, гадая, свидятся они снова или война отнимет у него то единственное, что действительно имеет смысл.
Сколько ещё это будет продолжаться?
В какой момент Скиттлз сломается окончательно?
— Тогда возьми меня с собой.
Они в тупике, даже этот разговор повторяется уже не в первый раз. Ходят и ходят по заколдованному кругу в те недолгие часы, когда удаётся свидеться. Скиттлз ненавидит себя за это, но не может разорвать чары.
— Скит...
— Я знаю, — он не даёт Лайону даже додумать до конца фразу, которую тот хотел сказать. — Я знаю, что бесполезен на Границе. Что я там даже дышать не смогу. Умру в первые же две минуты. Я всё это знаю.
Молчание длится целую вечность. Лайон рассеянно поглаживает его шею: не может ни остаться, ни бросить его одного в таком состоянии. Ещё один повод для Скиттлза себя ненавидеть — он всё время отвлекает, мешает, путает, заставляет волноваться о каких-то мелочах. Ведь что такое, в сущности, его переживания против судьбы целого мира? Пустяк, песчинка. Если бы Лайон умел щелчком пальцев менять обстоятельства так, как ему заблагорассудится, он не раздумывал бы ни минуты и первым всё исправил бы. Но это не в его власти.
— Ты нужен мне, Скит. Пока ты здесь, я никогда не забуду, что мне есть куда вернуться, — Лайон понижает голос почти до шёпота, целуя его в висок, прижимаясь щекой к щеке. Привычно колючий, родной до боли. — Просто верь в меня. Пожалуйста? Рано или поздно это закончится.
Он верит. Каждую секунду своего существования верит, но светлое «после» с безоблачным «долго и счастливо» от этого не становятся ближе. И приходится снова отпускать, снова быть тем, кого оставляют позади, снова пытаться не сойти с ума.
Скиттлз кладёт ладонь Лайону против сердца, закрывает глаза, медленно вдыхает и выдыхает. Обида, боль и страх уступают место мёртвому оцепенению и бездумной решимости.
— Я знаю, есть что-то, что я могу сделать, — шепчет он едва слышно и кончиками пальцев выписывает несколько символов. Тонкие, слабо светящиеся линии ложатся поверх ткани призрачным узором: Скиттлз творит заклинание. Для него это непривычно и внове, ведь магия не бежит по его венам, те двери, что распахнуты перед Лайоном настежь, для него всегда были заперты наглухо, но лёгкое дыхание волшбы живёт и в нём. И если вложить всё-всё, до последней капли, у него должно получиться. Пусть даже первый и последний раз в жизни.
— Скит, — предостерегающе выдыхает Лайон. Ещё с первым прикосновением он понял, что происходит, но вмешиваться в процесс или прерывать его не решается — порой последствия такого вмешательства намного хуже, чем последствия самого колдовства для не-мага. — Скит, одумайся, прошу тебя. Обожжёшься.
— Да даже если в пепел обращусь — всё равно, — он долго запоминал нужную последовательность и нужные слова на странном, изломанном, шипящем и щёлкающем языке, долго тренировался вырисовывать символы уверенно и правильно, чтобы не дрогнула рука и не сорвался голос. Кропотливо отыскивал и собирал в себе крупицы магии. Его должно хватить. Всё должно получиться. — Мне просто не нужна эта жизнь без тебя.
Он не ошибается в рисунке и не сбивается в заклинании, магия горячей волной приливает к пальцам. Преодолевая сопротивление, она медленно и нехотя перетекает в призрачные линии. Это больно, будто он сунул руку в открытое пламя, будто из него душу пытаются вынуть — дыхание перехватывает и ледяной иглой насквозь прошивает паника. Но Лайон рядом. Лайон поддерживает его и аккуратно-аккуратно, с ювелирной точностью, вплетает тонкие волокна своей магии в нестабильный, неоднородный поток его заклинания, чтобы всё прошло гладко и чтобы уменьшить разрушительное воздействие. Лайон же ловит его после, когда ноги отказываются держать и колени подламываются, помогает плавно опуститься на пол, а не грохнуться мешком с костями.
— Дыши, Скит, дыши, — приговаривает он, и кажется, что только этот голос удерживает Скиттлза в сознании. — Сейчас станет легче. Выдыхай.
Фокусируя взгляд на его лице, Скиттлз ожидает увидеть недовольство, но не обнаруживает ни единого следа, только беспокойство и болезненную нежность. Он не сразу понимает, что Лайон нашёптывает скороговорку-заклинание, бережно накрыв ладонью его повреждённые пальцы — их Скиттлз не чувствует. Пытается пошевелить ими, но ничего не получается.
— Не поможет, — зачем-то говорит он Лайону, хотя кому, как не ему, знать об этом. Такие повреждения не вылечиваются, магия выжигает всё изнутри. С другой стороны, это всего лишь пальцы.
— Не поможет, — соглашается Лайон. — Но я хотя бы могу сделать так, чтобы ты не чувствовал боли. Повезло, что заклинание слабое.
Скиттлз как никогда отчётливо улавливает мельчайшие изменения в нём. Замечает постепенно сходящую бледность, проглядывающую в улыбке нервозность, пришедшую на место холодной сосредоточенности дымку испуга. Мучительно вслушиваясь в себя, он пытается понять, что изменилось. И изменилось ли? Сработало ли? В груди тяжело, горячо и почти больно, даже несмотря на целебную ворожбу. Может, дело в его заклинании, а может, он просто до беспамятства влюблён. Обнимая Лайона из всех сил, он пытается уловить ритм его сердцебиения.
— Кто только научил тебя такой гадости? — тот горестно вздыхает, закатив глаза к потолку. Знает, что никто Скиттлза не учил, он сам нашёл, сам освоил и переборол своим ослиным упрямством. Высушил самого себя до дна, лишив последнего дыхания магии, но опутал и своё, и его сердце слабо светящейся паутиной.
— Всё, что угодно, лишь бы тебя не отпускать.
Где бы он ни был, куда бы ни забросила его война, Скиттлз всегда будет знать, жив ли он и всё ли с ним в порядке. И если его сердце вдруг перестанет биться, то и второе тоже остановится.
Ужасно эгоистично с его стороны. Зато теперь обоим придётся изо всех сил себя беречь.
Пока ещё можно
Автор: Коты и Радуги
Бета: Коты и Радуги
Размер: мини, 1213 слов
Пейринг/Персонажи: Лайон/Скиттлз
Категория: слэш
Жанр: романс, повседневность, флафф
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Умеет же Скит выбирать момент: стоило только Лайону переполошиться из-за того, что ревность вонзила когти в затылок, а он уже тут как тут. Эмпатия на божественном уровне, маленькие бытовые чудеса и немного алкоголя

Они разношёрстные, разноцветные, как те коктейли, что здесь разливают по пробиркам, но им есть, что вспомнить, за что поднять следующий шутливый тост и снова взорваться заразительным смехом. Лайон чувствует себя чуточку лишним, но ему легко и задорно, Скиттлз прижимается тёплым боком, складывает на него то руки, то ноги, и бесконечно улыбается, практически цветёт. Периодически он начинает тянуться через стол к Мамбе, во всеуслышание объявляя, что желает её немедленно потискать, но что та лишь фыркает, насмешливо сверкает из-под чёлки глазами и доверительно сообщает Лайону:
— Как же мало ему надо, чтобы наклюкаться.
Лайон соглашается. Раз, наверное, третий.
Сник и Чупс, устав раскачиваться сидя, расталкивают всех и на реактивной тяге уносятся на танцпол, по чистой случайности прихватив с собой согласного на любой кипеж Старбёрста. Спустя какое-то время к ним присоединяется и решивший поразмяться Пикник. К слову, его неосторожно брошенные на стол солнечные очки за вечер успели покрасоваться на носах всех присутствующих, заполнить собой ленту инстаграма и стать настоящим хитом вечера. Пикник, выбираясь из-за стола, то ли в шутку, то ли всерьёз наказывает расслабленно припавшему к кальяну Дэмсу присматривать за очками, чтобы те много не пили и сильно не барагозили, в общем, всяечски блюли имидж, тот в ответ клянётся в вечной верности королю и отечеству, а потом украдкой крутит пальцем у виска и подмигивает Лайону, пуская кольца тяжёлого ароматного дыма.
Вот кого ему никак не удаётся разгадать. В альтернативном освещении полуподвального бара-клуба Дэмс кажется ещё чернее, чем есть на самом деле: словно сама ночь во плоти. Загадочно поблескивающие глаза, яркое пятно майки и несколько неоново светящихся бусин в устрашающей копне дредов. Каждый раз, улыбаясь Лайону, он показывает зубы, а потом окутывается клубами дыма по самую макушку, и остаётся только этот теоретически дружественный оскал. Дэмс мало говорит, ещё меньше пьёт, зато постоянно дымит — вдыхает и выдыхает нирвану, делится ей с окружающими. Мамба не выдерживает и уходит продышаться, даже у Лайона немного кружится голова.
Неожиданно их остаётся всего трое, пустота вокруг ощущается необъяснимой тяжестью на плечах и становится лишь тяжелее от того, как хорошо эти двое понимают друг друга даже без слов. Дэмс безошибочно, с полувзгляда определяет момент, когда Скиттлз протянет руку, чтобы попросить свою порцию безмятежной лёгкости в голове, и передаёт ему трубку на пару мгновений раньше. Сколько лет, интересно, им потребовалось, чтобы так притереться друг к другу, научиться так друг с другом взаимодействовать? Наверняка за этим тоже скрывается какая-то история, историй в этой компании не перечесть и не переслушать, но Лайону неприятно об этом даже думать. Неприятно видеть полные нежности и гордости взгляды Дэмса, направленные на Скиттлза, неприятно от того, какие мысли возникают у него в голове, неприятно от того, что неприятно. Эти взгляды могут совсем ничего не значить, а могут, в то же время, значить всё, что угодно.
Уж не превращается ли он в мудака, ревнующего на пустом месте?
А ещё есть что-то очень интимное и ужасно неприличное в том, как Скиттлз обхватывает губами одноразовый пластиковый мундштук весёленькой расцветки, как втягивает воздух под аккомпанемент бурлящей в колбе жидкости, с каким лицом откидывается назад, выдыхая, выдыхая, выдыхая и чуть-чуть откашливаясь под конец. Лайон точно думает не в ту сторону, ему стыдно, он отводит глаза и тут же, немедленно наталкивается, как на стену, на взгляд Дэмса. Очень понимающий, очень сочувствующий и немного насмешливый.
Эта его связь с космосом начинает реально пугать.
— А ты знаешь? — губы Скиттлза прижимаются к его уху, Лайон непроизвольно вздрагивает от неожиданности. — Что я тебя люблю.
Так щекотно. От его улыбки и горячего дыхания на коже, от смешного чувства в груди, от рук Скиттлза, крепко обвивающих его руку.
Конечно, Лайон знает, но слышит редко: только когда эмоций слишком много, чтобы с ними справиться, и у Скита не остаётся иного выбора, кроме как сдать позиции. Слишком редко, чтобы к этому можно было привыкнуть, чтобы этого было достаточно.
— Да? Вот это новости, — он старается держать лицо, но начинает улыбаться, как последний идиот, когда Скиттлз бодает его лбом в висок и фыркает прямо в ухо:
— Не смейся, я серьёзно.
— Для этого всего лишь нужно было выпить половину периодической таблицы, — Лайон скептически осматривает изображённое прямо на столе меню, прикидывая, что из этого они ещё не заказывали. На самом деле, это и не важно, главное, что слова сказаны; но просто ответить «я тоже» и этим удовлетвориться было бы скучно. Кажется, Лайон понахватался вредности от Скиттлза и сам себя теперь не до конца понимает.
— Ну и дурак, — обвиняет тот тем временем, сопит, кусает за ухо — шутливо, конечно — и тут же начинает извиняться. — Я быстро протрезвею, вот даже уже начинаю, и снова станет всё слишком сложно и муторно. А пока ещё легко, пока ещё можно, вот я и хочу, чтобы ты знал… Просто хочу, чтобы ты знал… Ты ведь постоянно мне такое говоришь.
Добавить сверху парочку коктейлей, так Лайон ещё и не такое может сказать; откровенность за откровенность. Но как же, чёрт возьми, приятно и здорово, он от одного только скиттлзова признания может опьянеть так, что ноги не удержат — местной барной карте и не снилось. Все неприятные мысли, занимавшие его последние несколько минут, улетучиваются бесследно, пока они со Скитом секретничают у всех на виду. И в особенности под пытливым взглядом Чеширского Кота по ту сторону стола.
— Посмотри на меня? Ну, на секундочку?..
Лайон весь вечер только тем и занимается, что на него глядит, не переставая, и никак не может налюбоваться, но послушно поворачивает голову. И когда это только Скит успел взобраться на диванчик с ногами, встать на колени и навалиться на Лайона почти всем своим весом? Он такой взъерошенный, встревоженный, раскрасневшийся, с блестящими глазами — просто загляденье, бесценное зрелище, неизменно заставляющее сердце Лайона биться быстрее.
— Давай, скажи мне тоже, — ладони Скиттлза очень осторожно и бережно обнимают его лицо, пальцы гладят щёки и скулы, а в просьбе — и в голосе, и во всей позе — так голод, что дрожь пробегает вдоль позвоночника.
— Люблю тебя, дурная голова, — ласково выдыхает Лайон, и Скиттлз слизывает эти слова у него с губ прежде, чем он успевает договорить. Поцелуй выходит бестолковый, смазанный, непонятный и торопливый ровно до тех пор, пока Лайон не берёт дело в свои руки.
Умеет же Скит выбирать момент: стоило только Лайону переполошиться из-за того, что ревность вонзила когти в затылок, а он уже тут как тут. Эмпатия на божественном уровне, маленькие бытовые чудеса, происходящие именно тогда, когда Лайон думает, что сильнее болеть по этому человеку уже просто невозможно, и убеждающие его в обратном.
Где-то неподалёку, над музыкой, он слышит добродушный смех Дэмса и чьи-то неизменные шуточки о том, что им двоим неплохо бы номер снять, но не обращает ровно никакого внимания — а и к чёрту, со всем остальным он разберётся потом. Лайон с превеликим удовольствием мысленно показывает средний палец всем-всем-всем и не отвлекается больше ни на что.
@темы: Команда Лайон/Скиттлз
Доступ к записи ограничен
Доступ к записи ограничен


Название: Колокольчики
Автор: Rocher/Raffaello
Бета: Rocher/Raffaello
Размер: миди, 4116 слов
Пейринг: Роше/Рафаэлло
Категория: слэш
Жанр: романтика, флафф
Рейтинг: PG
Краткое содержание: На балу Роше знакомится со странным юношей-магом по имени Рафаэлло.
Примечание: Фэнтези!АУ; информация о языке цветов почерпнута из Википедии.


Люди праздновали окончание долгого и кровопролитного противостояния. И этот пышный прием стал вершиной торжества жизни. Придворные облачились в самые роскошные наряды, соревнуясь друг с другом в их красоте и изысканности. Блеск драгоценностей мог бы затмить дневной свет. Запахи духов, одеколонов и пудры смешивались в единый тонкий аромат.
И, конечно же, принц Ферреро стал звездой этого вечера. Именно ему люди были обязаны окончанием этой войны. И сегодня на него было обращено всеобщее внимание.
Ферреро Роше лишь скромно улыбался, принимая поздравления и расточая ответные комплименты. Он наслаждался шумным балом, музыкой, льющейся с открытой веранды, и смехом гостей. Это была симфония жизни, ее торжества над войной и разрушениями. И он был рад, что приложил руку к ее звучанию.
— Вижу, дорогой брат, что всеобщее внимание тебе по нраву.
Роше обернулся и склонился в приветствии перед королем. Ронднуар ответно склонил голову.
— Оно не тяготит меня, — Роше посмотрел на людей.
Они с братом отошли в сторону. Разумеется, их можно было увидеть, но придворные благоразумно их не трогали, понимая, что члены правящей семьи хотят пообщаться наедине.
— Ты всегда был в центре внимания, — усмехнулся Ронднуар. — Я почти успел забыть это за три года твоего отсутствия.
— Неужели? — рассмеялся Роше. — Кстати, ты успел сменить придворных магов? Я еще не видел ни у кого столь тонкой работы.
Он указал на множество магических светильников в виде полупрозрачных цветов, плавающих под потолком зала. Они действительно были прекрасны — нежные, выполненные необыкновенно детально, словно живые. Их можно было взять с собой в сад или на балкончик — достаточно было лишь вытянуть руку, и цветок плавно опускался на нее.
— Да, у нас новый придворный маг, — Ронднуар был необычайно самодоволен. — И эти превосходные цветы — не единственная его работа. Когда будет свободное время, прогуляйся по замку, и ты найдешь немало сюрпризов. К тому же, он незаменим при общении с подданными. Благодаря ему я всегда знаю, правду мне говорят или ложь, и насколько отчаянное положение.
Роше приподнял бровь, поняв намек. Эмпаты были чрезвычайно редки, и мало кто мог адекватно пользоваться своим даром. Обычно на это уходили годы тренировок. Но такие маги, умевшие читать эмоции, настроения и сердца людей, почитались превыше всех.
— Хотелось бы увидеть его, — протянул Роше, глядя на танцующую толпу.
— Это легко устроить, — Ронднуар поманил его за собой.
Они прошли через залу. Король явно высматривал кого-то и, видимо, нашел — он направился к темному уголку за высокими портьерами у входа.
— Прошу. Рафаэлло, наш новый придворный маг, уже успевший снискать мое расположение, — представил ему Ронднуар юношу в традиционных белых одеждах мага.
Роше во все глаза смотрел на мага. Он был необычайно молод не только для эмпата, но и для своей профессии в принципе. И был необычайно красив — высокий, с тонкими чертами лица и необычного цвета глазами.
И они буквально затянули Роше — бездонные, словно глубокие озера, и бесконечно печальные, хотя юноша внешне казался спокойным. Но глядя в его глаза, Роше думал, что его спокойствие — лишь маска, скрывающая под собой одиночество юного мага.
— Я необыкновенно польщен, — промолвил Роше как во сне, склоняясь перед Рафаэлло. Юноша не улыбался, даже не двигался — он просто стоял и смотрел на него. То, что он их вообще заметил, подтверждало только движение его ресниц.
— Ваша работа прекрасна, — продолжал Роше, обводя рукой парящие под потолком цветы.
Тут же на его руку опустилась светящаяся роза.
— Никогда не видел такой ювелирной работы. — Роше отпустил цветок и протянул руку. — Быть может, вы не откажете потанцевать со мной?
Ронднуар вздохнул. Роше не успел спросить, что случилось. Прекрасный юноша, не изменившись в лице, закрыл глаза и сделал шаг назад. Учтиво поклонившись, он развернулся и ушел.
— Но... разве я оскорбил его? — Роше впервые столкнулся с таким холодным и категоричным отказом. Это выбило его из колеи.
— Не думаю, что оскорбил, хотя задел точно, — Ронднуар обратил взгляд на Роше. — Я не успел тебе сообщить: Рафаэлло нем от рождения.
Роше ошарашенно посмотрел вслед Рафаэлло. Нем? Неужели этот прекрасный юноша не поразит его звучанием своего голоса? Но как же он вообще колдует тогда?
Вопрос Роше озвучил вслух. В его удивлении не было ничего странного — никто никогда еще не знал ни одного мага, который не мог бы говорить.
— Он эмпат, и уже это одно дает ему силу, — задумчиво произнес Ронднуар. — Я пытался спросить его о том, как он учился и постигал магию. Рафаэлло лишь пожал плечами и сообщил, что колдует своим внутренним голосом. Что это значит, ведомо только ему.
— Сообщил? И как же?
— Рафаэлло умеет сообщать свои ощущения с помощью прикосновений. Так мы обычно общаемся, так он говорит мне, как поступить. Он очень хороший помощник, Роше. — Взгляд Ронднуара потяжелел, и в голосе проявились нотки твердости. — И не один из тех, с кем можно поиграть. Запомни это, Роше. Его благосклонность пытались снискать многие. Сам понимаешь, ни у кого не вышло.
— Я не... — Роше оборвал свою речь. Теперь он чувствовал вину. Он показал себя не лучше остальных.
— Роше, я тебя знаю, — Ронднуар усмехнулся. — Так что не порть мне мага. Вокруг полно развлечений.
— Ты прав, — Роше рассмеялся.
Но даже когда он вновь окунулся в блестящее великолепие приема, его не оставляли мысли о маге. О прекрасном юноше Рафаэлло с печальными глазами.

Рафаэлло не удивился, увидев неоднозначные знаки внимания от принца Роше. Хотя тот не был при дворе довольно продолжительное время, выполняя дипломатическую миссию, слухов и сплетен о нем ходило немало. Женщины почти публично вздыхали, воспевая его, и это еще больше укрепило Рафаэлло во мнении, что принц Роше — человек весьма легкомысленный.
Когда Рафаэлло уходил с приема, то ему на какое-то мгновение стало неуютно. Ведь он ярко ощутил недоумение Роше и его чувство вины, его желание извиниться за невольную грубость. Ничего нового, но чувства принца были такими яркими, что по губам Рафаэлло проскользнула мимолетная горькая усмешка. Наверное, такая эмоциональная открытость Роше и привлекает дам.
Он думал, что на этом инцидент можно будет считать исчерпанным. В самом деле, зачем сиятельному принцу немой маг? Вокруг него и без того много поклонников.
Однако Рафаэлло ошибся. Потому что утром, едва он только встал с постели, в его покои постучались.
Открыв, он увидел слугу с огромным букетом свежих, только что сорванных колокольчиков. Нежные цветы дышали покоем и были покрыты мелкими капельками росы.
— Его Высочество принц Роше велел передать вам. — Слуга протянул ему цветы. — Еще он велел передать свои глубочайшие извинения за свое неподобающее поведение.
Рафаэлло едва нашел в себе силы кивнуть. Закрыв дверь, он повертел букет в руках и, не удержавшись, вдохнул тонкий аромат колокольчиков.
Он обыскал цветы в поисках записки или хоть чего-нибудь подобного. Но ничего не нашел. Только колокольчики, источающие нежный запах, на языке цветов означающие "думаю о тебе".
Вздохнув, Рафаэлло закрыл глаза. Все-таки он привлек совершенно ненужное ему внимание принца. Стоило бы сразу расставить приоритеты.
Рафаэлло не смог найти в себе силы расстаться с букетом. Он водрузил его в элегантную хрустальную вазу и поставил ее на стол. Затем, написав короткую записку, отправил с ней своего камердинера к принцу Роше.
И, одевшись, направился к королю. Цветы цветами, но забывать о своих обязанностях не стоило.

— О, неужели ответ? — Роше развернул небольшое послание от Рафаэлло. Однако слова были совершенно не такими, на которые он рассчитывал, хотя в глубине души Роше предполагал такой ответ.
«Ваше Высочество,
честно говоря, ваш подарок приводит меня в замешательство. Полагаю, мне нужно сразу прояснить один момент. Я наслышан о вашей репутации при дворе и не питаю иллюзий в отношении вашего ко мне интереса. Вследствие чего вынужден сообщить — я принимаю колокольчики в знак извинения, но более тесных отношений между нами быть не может.
Роше покачал головой и свернул записку. Глупо было надеяться на другой ответ. Рафаэлло был красивым, да и Ронднуар говорил, что за ним ухаживали многие. Чтобы добиться его расположения, необходимо отличаться от безликой массы воздыхателей.
Нужно было говорить с Рафаэлло на его языке. Не используя слова.
Роше усмехнулся. Что ж, ему эта задача вполне по силам. А королевский сад велик.

Следующим утром Рафаэлло все так же оказался разбужен ранним гостем. Тот же слуга, держащий новый букет: перевязанные тонкой зеленой ленточкой веточки мелиссы, источающие сильный мятный аромат.
Мелисса. Знак симпатии. Силы магии! Принц Роше не внял его письму!
Рафаэлло покачал головой. Он не мог принять букет. Но слуга, видимо, был предупрежден о таком развитии событий, потому что протянул мелиссу повторно и произнес:
— Его Высочество сказали, что если вы примете букет, это вас ни к чему не обяжет.
Рафаэлло недоверчиво приподнял бровь. Ну да, конечно. Как будто принц наивен и не знает, что, приняв его букет, Рафаэлло принимает и его симпатию.
Он сделал знак слуге подождать. Написав очередную короткую записку, он вручил ее ему вместе с мелиссой, но слуга ни в какую не соглашался принять цветы обратно. Пришлось водрузить их рядом с колокольчиками. Рафаэлло наложил на них сохраняющую сеть, и цветы теперь казались такими же свежими, как если бы их сорвали с клумбы минуту назад.
Весь день Рафаэлло преследовали мысли о цветах. Даже засыпая, он не мог не вспоминать свежий аромат лепестков мелиссы.

Принц действительно оказался упорным. Он совершенно игнорировал отказы и записки Рафаэлло, продолжая каждое утро присылать ему прекрасные свежие букеты. После мелиссы стол Рафаэлло украсился нежными васильками — «изяществом». Рядом разместились маргаритки — «скромность». В спальне стояли гелиотроп — «увлечение», и гибискус — «редкая, необычная красота». А вот сегодня утром Рафаэлло держал в руках букет белой сирени.
«Дружба». Роше предлагал ему дружбу. Предлагал без слов — при всех букетах, которые он присылал, не было ни строчки. И от этого Рафаэлло казалось, что Роше говорит с ним, не произнося при этом ни слова. Даже письменно.
Рафаэлло вздохнул. Внимание принца ему льстило, что ни говори. Роше был красив, богат, принадлежал к правящей семье, у него была головокружительная карьера и слава лучшего дипломата королевства. Он был искренним — Рафаэлло не уловил на цветах ни следа плохих замыслов. Все букеты несли на себе отпечаток доброжелательности и искреннего интереса. Против этого у Рафаэлло не было оружия.
Ему легко было сопротивляться другим ухажерам. Он видел их насквозь, чувствовал их корысть, зависть, похоть. Они были пропитаны этими чувствами, фонили ими так, что было трудно дышать. Даже если они знали, что Рафаэлло — эмпат и видит ложь, они продолжали говорить неправду. И все их подарки несли на себе темные отпечатки ауры дарителей, как будто были запачканы грязью.
Роше был другим. Его букеты были легкими и чистыми. Можно сопротивляться, когда знаешь, что тебе лгут. А когда видишь, что тобой интересуются искренне?
Наверное, принц Роше лучше остальных умеет прятать свои чувства. Личная встреча должна была помочь во всем разобраться.
Рафаэлло вышел в свой личный крохотный садик, где выращивал травы и цветы для опытов. Он сорвал несколько веточек мяты и репейника — «подозрения» и «благодарности» — и присовокупил к ним короткую записку с указанием времени и места встречи.
Рафаэлло был уверен, что сможет раскусить Роше, как только проведет с ним немного времени наедине.

Записка нашла Роше в кабинете короля, где он обсуждал с братом дальнейшую судьбу королевства. Ронднуар нахмурился, когда увидел небольшой букет.
— Роше, я же предупреждал тебя.
— Я помню, — Роше посмотрел на брата долгим серьезным взглядом. — Но я же говорил тебе, что не ищу развлечений за счет твоего мага.
— Да? — Ронднуар скептически приподнял бровь. — Уж прости, но кому, как не мне, знать твои мотивы.
— Моя репутация... — Роше невесело засмеялся, — да, она мешает мне. Но можешь поверить, мой интерес к Рафаэлло — не просто праздное любопытство.
— И чем же тебя привлек человек, который не может сказать тебе ни слова? — Ронднуар подпер рукой подбородок и с интересом уставился на брата.
— Не знаю, — Роше повертел в руках букет, сообщавший ему о смятении Рафаэлло. — Но этот юноша... Меня поразила печаль в его глазах. Как будто вся наша жизнь кажется ему глупой возней, и он грустит от того, что мы этого не понимаем. Молодой человек его возраста не должен думать так.
— Рафаэлло никогда не говорил мне, что страдает из-за отсутствия голоса, — задумчиво произнес Ронднуар. — Но вряд ли ему легко. Он как-то поделился со мной, что ему приходится прикладывать больше усилий, чтобы колдовать.
— Он тебе нравится? — Роше сам не понял, почему ему так важен был ответ брата.
— Конечно, — пояснил Ронднуар. — Я ценю его как хорошего специалиста.
— И только?
— А ты что думал? — король явно веселился.
— Ну, знаешь, — хмыкнул Роше. — Вы явно близки, так что можно подумать всякое.
— Это только ты можешь подумать всякое, — произнес Ронднуар. — А у меня с Рафаэлло рабочие отношения, причем прекрасные, не хватало еще их портить всякими глупостями.
Роше мельком усмехнулся, вертя в руках цветы. Ронднуар некоторое время молчал, а потом произнес:
— Я надеюсь на твое благоразумие, Роше. Если для тебя это всего лишь очередная игра, лучше останови ее, пока не поздно.
— Нет, — Роше посмотрел на брата, — не думаю, что для меня это игра.

Рафаэлло ожидал Роше у входа в Королевский сад. Там, у ворот, было укромное местечко, сразу за кустами сирени. Их могли заметить только из сада, если бы завернули за колонну. Но в назначенный час здесь было пусто. Хороший шанс прояснить все раз и навсегда.
Роше появился точно ко времени. Пунктуальность — это хорошо. Рафаэлло собрался и сосредоточился. Ему потребуется изрядная доля мужества, чтобы проникнуть внутрь его чувств и настроений. Хотя Рафаэлло уже приходилось допрашивать таким образом людей для короля, с Роше ему так поступать не хотелось. Рафаэлло уже чувствовал к нему невольную симпатию.
Роше подошел к нему молча, с обычной вежливой улыбкой. От него исходила приятная аура доброжелательности. Ничего того, с чем Рафаэлло уже привык сталкиваться. Но он мог просто хорошо маскироваться.
Рафаэлло протянул руку, безмолвно прося Роше вложить в нее свою ладонь. Принц странно посмотрел на него, но аккуратно положил свою руку сверху.
На Рафаэлло привычно нахлынули чужие эмоции, но он быстро отсеял лишнее. Сжал пальцы Роше в своей ладони сильнее, раскладывая его чувства на составляющие.
И был невероятно удивлен.
Роше был действительно искренним. Рафаэлло знал, что от прикосновения эмпата нельзя скрыть никаких тайных намерений. Но у Роше их просто не было. Только беспокойство за него, желание понравиться, произвести приятное впечатление, сожаление, что их знакомство прошло не совсем гладко...
Рафаэлло в замешательстве отпустил руку Роше. Он был так уверен в том, что Роше преследует какие-то одному ему ведомые цели, что встречу дальше этого момента не продумал. И теперь стоял рядом с ним, не зная, как поступить.

Роше едва сдержал улыбку, заметив явное замешательство Рафаэлло. Он понимал, для чего юноша прикоснулся к нему. Видимо, предчувствия Рафаэлло не оправдались, а дальше он не загадывал.
Поэтому Роше протянул магу руку, предлагая прогулку по саду. Поколебавшись какое-то время, Рафаэлло принял ее. У Роше перехватило дыхание, когда он ощутил последовательно сменяющиеся чувства — замешательство, страх, робость. Он понял, что именно так Рафаэлло говорил ему о своих ощущениях. О том, что он смущен, растерян и не знает, что делать.
Роше улыбнулся и потянул его за руку глубже в сад.

Рафаэлло скинул одежду и проверил рукой температуру воды в ванне. Найдя ее приемлемой, он опустился в душистую, пахнущую лавандой воду и улыбнулся, закрыв глаза.
Прогулка выдалась прекрасной — другого слова он не мог подобрать. Роше оказался обходительным и искренним. Поначалу он молчал, но, когда Рафаэлло дал ему понять, что хотел бы слышать его, заговорил.
Он так красиво рассказывал... О своей поездке, о миссии дипломата, о виденном в дальних землях... Рафаэлло, никогда не бывавшему нигде за пределами не то, что королевства, даже центра их земель, рассказы Роше казались прекрасными песнями. Перед его глазами оживали древние крепости и замки, расцветали диковинные цветы, чьей красоте не было равных.
Рафаэлло нравилось слушать голос Роше. Он погружал его в какое-то состояние транса. Рафаэлло никогда особенно не переживал по поводу собственной немоты, хотя бывали моменты, когда он остро чувствовал свое несовершенство. Невозможность рассказать о чувствах, о том, что важно и нужно... Лишенный этого Рафаэлло мало обращал внимание на слова и чаще смотрел на поступки.
Роше был честным, обаятельным, умел располагать к себе даже самого недоверчивого человека. Как дипломат он был действительно очень ценен.
И теперь Рафаэлло опасался уже по другому поводу. Он боялся, что слишком сильно увлечется принцем. И потом ему будет больно.

Эта встреча оказалась первой в череде последующих. Рафаэлло даже вывел некую закономерность — каждые три дня Роше приглашал его в сад, и неизменно в его руках была желтая роза. Знак радости и счастья, иногда увенчанный маленькими капельками воды. Роше вручал цветок Рафаэлло, который с улыбкой принимал ее, и, поднося к носу, вдыхал слабый аромат.
Они гуляли по саду, и каждый раз Роше находил все новые и новые закоулки сада, где Рафаэлло еще не бывал. Особенно ему понравилось тихое местечко у пруда, обсаженное кустарниками и оттого хорошо скрытое от посторонних глаз зелеными ветками. С краю этой небольшой полянки росла раскидистая ива, склонившая свои ветки к прозрачной воде. Около нее была сделана небольшая деревянная скамейка.
— Это мое любимое место, — тихо произнес Роше, когда в первый раз привел туда Рафаэлло. — Здесь никто не бывает, этот пруд расположен далеко от входа и основных тропинок. К тому же эта поляна скрыта от посторонних глаз.
Рафаэлло это место тоже понравилось. Он стал бывать здесь и в одиночестве, чтобы в тишине обдумать новое задание от короля, или просто отдохнуть от вечного шума дворца. И когда он садился на отполированные, гладкие от времени доски скамьи, то неизменно вспоминал Роше.
Чувства, так пугавшие его вначале, утихли. Опасения сменились любопытством. Теперь Рафаэлло было интересно, куда все это заведет его.

Роше сделал следующий шаг намного раньше, чем Рафаэлло ожидал от него. После очередной прогулки они не разошлись каждый в свою сторону у входа в сад. Роше решил проводить его до комнаты. И, дойдя до двери, он задержал в своей руке пальцы Рафаэлло, не давая им выскользнуть.
Рафаэлло обернулся, недоуменно смотря на него, передавая через прикосновения свои чувства — замешательство и доброжелательное любопытство. Роше смотрел на него напряженным взглядом. И спустя пару мгновений, не отрывая глаз, поднес руку Рафаэлло к губам и поцеловал кончики пальцев.
Нельзя было сказать, что такой поступок с его стороны был неожиданным. Рафаэлло ожидал этого, ведь глупо было надеяться, что принца интересуют исключительно платонические отношения. Но он думал, что будет к этому готов. А все оказалось совершенно наоборот.
Роше отпустил его руку, и она безвольно опустилась. Рафаэлло стоял и смотрел на то, как принц отошел на шаг, коротко поклонился и направился к себе.
А позже вечером, почти уже ночью, Рафаэлло получил очередной букет. Остро пахнущие цветки кориандра повергли его в шок. Потому что это означало жгучее, нестерпимое желание.

Рафаэлло проворочался почти всю ночь без сна, обдумывая вечерние события. Простая вазочка стояла на тумбочке у кровати, и мелкие цветочки кориандра притягивали взгляд. Рафаэлло розовел каждый раз, глядя на них. Ему казалось, что вся спальня пропахла ароматом кориандра.
Весь день он витал где-то далеко, отчего пару раз заслужил суровый взгляд короля, когда забывал о своих обязанностях. Такого с Рафаэлло еще не бывало, никогда еще чье-то признание не действовало на него так ошеломляюще.
Днем Роше не попадался ему на глаза. Вечером слуга уже привычно доставил букет, вид которого заставил Рафаэлло уже не слегка порозоветь щеками, а покраснеть так, что кожу начало печь. Против обыкновения, тут был не один вид цветов, а несколько. Миндаль — «обещание», бальзамин — «нетерпение», снова колокольчики, красная гвоздика — «одержимость». Тут была даже жимолость, означавшая верность. И венчала эту странную, но поднимавшую бурю в душе композицию большая коралловая роза. «Неудержимая страсть».
Рафаэлло принял букет, но еще долго стоял без движения перед закрытой дверью после того, как слуга ушел. У него было ощущение, что его огрели по голове. Роше был такой сдержанный, учтивый, не позволял себе ни единого двусмысленного жеста. Рафаэлло почти поверил в его невинные намерения. А теперь ему казалось, что Роше разом вывалил на него свои настоящие чувства, и они повергли Рафаэлло в шок.
И напугали. Причем больше всего Рафаэлло испугался не чувств Роше, а своих собственных. Ему хотелось, очень хотелось понравиться принцу. Но мог ли он позволить это себе?
Рафаэлло водрузил всю композицию в вазу и спустился в свой личный садик. Он сорвал несколько колокольчиков, нарциссов и пару веточек лаванды. Ему хотелось сказать Роше «я думаю о вас», «я уважаю вас», «я сомневаюсь и боюсь». Букет был обвит тонкой лозой плюща — «доверия».
Отправив букет, Рафаэлло отправился принимать ванну. Но заснуть в эту ночь ему снова не удалось.

Ответ Рафаэлло получил утром. Слуга держал в руках необычный, но очередной повергающий в шок букет. Три крупные веточки мальвы, дополненные незабудками и несколькими крупными цветками, называемыми «утренним сиянием». Роше говорил ему о своей истинной, но безответной любви, которая терзает его сердце.
И вместе с цветами Роше прислал ему записку. Короткую, состоящую лишь из восьми слов, заставивших Рафаэлло затаить дыхание.
«Вечером, в шесть часов, на том самом месте».
Несомненно, Роше имел в виду полянку у пруда. Но что он собирался там делать? В свете того, что он недавно сообщил ему при помощи цветов, Рафаэлло стоило бы опасаться пыла принца. Но он не боялся. Он действительно верил Роше.

Рафаэлло не мог дождаться вечера. Он был задумчив и рассеян весь день. Хорошо, что у короля не было на сегодня срочных дел, требовавших присутствия мага, иначе Рафаэлло схлопотал бы выговор и наверняка не один.
Едва время подошло к шести, Рафаэлло вышел из своих покоев и направился в сад. Уже темнело, и по саду медленно плавали светильники в виде цветов. Рафаэлло поднял руку, и на его ладонь опустился небольшой тюльпан, отливающий бледно-желтым светом. Рафаэлло покачал головой в удивлении. Этого он не ожидал. Дело было в том, что он добавил в свои светильники немного магии, вынуждавшей их откликаться на эмоции людей. Так, например, если человек был кем-то увлечен, то ему в руку опускались колокольчики. А если был влюблен, то мог получить розу, гвоздику или амарант разных оттенков, в зависимости от своего чувства. И вот сейчас сам Рафаэлло получил цветок, который означал восхищение улыбкой любимого.
Так странно… Рафаэлло грустно усмехнулся и пошел дальше, держа цветок на ладони и освещая им путь. Вскоре тропинка свернула в сторону, и через несколько замысловатых поворотов, пройти которые было очень легко, если быть невнимательным, Рафаэлло очутился на полянке.
Роше был уже там. Он сидел на скамеечке и смотрел на воду. Услышав тихие шаги Рафаэлло, он повернулся к нему. Увидев цветок тюльпана, он улыбнулся и приподнял свою руку. На его раскрытой ладони лежала роза, испускавшая слабое красное свечение. «Настоящая любовь».
— Я разгадал ваш секрет, связанный с этими цветами. — Роше подкинул розу, и та застыла в воздухе над его головой. — Очень интересно. Вы действительно великий маг, Рафаэлло. Не каждый мог бы наделить простые магические светильники способностью откликаться на зов сердец.
Рафаэлло остановился в шаге от него. Он не знал, что ответить. Смущение неожиданно оказалось сильнее.
А Роше поднялся на ноги и взял со скамьи лежащие там цветы. Рафаэлло не сумел разглядеть их раньше, но сейчас…
Роше держал в руках целую охапку крупных, ослепительно белых калл. Рафаэлло уставился на них, не в силах поверить своим глазам. В отличие от роз, гвоздик, незабудок и прочих цветов, означавших ту или иную степень любви, каллы очень редко дарили. Не потому, что они были редки. Нет. Каллы означали высшую степень преклонения и уважения. Даря каллы, человек практически становился на колени перед объектом своего восхищения. И отказ в таком случае считался крайне унизительным.
Рафаэлло приоткрыл рот и смотрел, как Роше, приблизившись к нему, протянул цветы. Нет, он не мог их принять, это уж слишком!
Но Роше настойчиво протягивал их, и Рафаэлло поднял тяжелые, будто свинцовые руки. Каллы еще пахли свежестью, их явно недавно срезали.
Роше сжал его руку в своей, и Рафаэлло машинально считал его эмоции. Ни единого следа страха, неуверенности, корысти или обмана. Принц Ферреро твердо знал, что делает.
Рафаэлло сжал цветы в руках так крепко, что едва не сломал стебли. Его подбородка коснулись пальцы, мягко провели под челюстью, заставив поднять голову. Лицо овеяло горячим дыханием. Поцелуй оказался сладким и неторопливым, и нежным, и… Дальше у Рафаэлло кончились слова, и он просто погрузился в ощущения.

Роше стоило большого труда не продлить поцелуй дольше положенного. Рафаэлло был открытым, так доверял ему. Его эмоции хлынули на Роше, как речная вода из-под весеннего льда. Удивление, радость, неверие, счастье… Целый букет ощущений, в котором легко можно было запутаться.
Роше не хотелось заканчивать этот поцелуй. Но когда это все же случилось, он обнял Рафаэлло и прижал к себе. Позволил положить голову на свое плечо, расслабиться и забыть обо всем на свете.
Мысленно Роше дал клятву, что с этого момента станет надежной опорой для Рафаэлло. Потому что только любящий человек мог дать ему утешение и силу жить дальше.
Вечерело. Луна медленно поднималась в небо, наполняя ночь бледным свечением. У пруда в королевском саду сидели двое, смотря на лунную дорожку на воде. А рядом с ними рос небольшой кустик светло-сиреневых колокольчиков, связавших их судьбы воедино.

@темы: Команда Роше/Рафаэлло


Название: Не бойся
Автор: Rocher/Raffaello
Форма: арт
Пейринг: Роше, Рафаэлло
Категория: джен
Жанр: General
Рейтинг: G
Примечание: русалочья!АУ
Название: Воздушные шарики
Автор: Rocher/Raffaello
Форма: арт
Пейринг: Роше/Рафаэлло
Категория:слэш
Жанр: романтика
Рейтинг: PG-13
Примечание: АУ
@темы: Команда Роше/Рафаэлло
12 сентября - Роше/Рафаэлло
14 сентября - Марс/Пикник
16 сентября - Лайон/Скиттлз
18 сентября - Марс/Натс
20 сентября - Пикник/Сникерс
22 сентября - Ронднуар/Марс
24 сентября - Марс/Рафаэлло
Представители команд, не забудьте подать заявку на вступление в сообщество!
НеактуальноПо многочисленным просьбам сроки выкладок сдвинуты на неделю: фест начнется 12-го сентября. Точное расписание появится завтра

В комментариях к этому посту капитаны или представители уже собравшихся команд могут отправить комментарий примерно следующего вида:
"Команда Риттер Спорт/Мандерли собирается здесь (ссылка), писать в умыл капитану: (ник или ссылка)".
Если команда, за которую вы хотите играть, еще не начала собираться, и вы не уверены, начнет ли, вы можете искать в комментариях будущих сокомандников сами. Отправлять при этом комментарий можно такой:
"Хочу играть за команду мейл!Мон Шери/Скиттлз. Писать можно в умыл _ваш ник_, рад буду встретить единомышленников".
Заявки от уже собравшихся команд и единичные заявки будут выноситься в этот пост, в два отдельных списка. Подавать заявки можно до конца июля, и напоминаем, что это - не официальный пост сбора. Заявки здесь публикуются исключительно для удобства читателей. Чтобы участвовать в фесте, вы должны отправить на умыл сообщества командный список до 28-го августа, как указано в правилах. Если вы подали заявку сюда, но не отправили вовремя список - участия команда не принимает.
Флуд в этом посте запрещен, и комментарии не по теме будут удаляться.
Ждем ваших заявок)
Уже собравшиеся команды:
1. Команда Роше/Рафаэлло собирается здесь. Писать можно на умыл
2. Команда Ронднуар/Марс - здесь. Писать можно на умыл
3. Команда лайонскитов собирается здесь. Можно писать в умыл
4. Команда Марс/Рафаэлло собирается здесь. Писать можно на умыл.
5. Команда Пикник/Сникерс собирается здесь. Писать можно на умыл.
6. Команда Марс/Натс собирается здесь. Писать можно на умыл.
7. Команда Марс/Пикник собирается здесь.
@темы: Организационное
Флуд и ответы от команды читателям разрешены, но просим вас держать себя в руках, поскольку пост общий для всех команд. Команда не обязана исполнять подаваемые заявки или прислушиваться к ним, если она сама того не хочет. Заявки не ограничены ничем, помимо вашей фантазии.
Удачи =)
@темы: Организационное
Напоминаем, что 15-го августа начинается официальный сбор команд. В сообществе будет создан пост со ссылками на все посты-сборы команд, в комментариях к которому также можно будет найти будущих сокомандников.

+4



